Воспоминания самарского анархиста - Сергей Николаевич Чекин
Как-то у одного знакомого в гостях вспоминались годы студенческих лет и первые годы Октябрьской революции. Но вблизи оказался из незнакомых Ивану Ивановичу тайный агент МГБ, и как потом выяснилось, сообщил в областной синод МГБ об увлечениях тех лет. С того времени прошло пять лет. Тайная агентура ничего добавить не имела. Мирно и тихо текла жизнь Ивана Ивановича с житейскими радостями и заботами по службе и по дому, и ничто не предвещало трагической судьбы Ивана Ивановича и его семьи. На работе по службе в следующем году Ивану Ивановичу обещали дать семейную путевку в санаторию в Крым. Уже Иван Иванович и жена планировали эту поездку, а в конце сорокового года произошла негаданная и нежданная катастрофа всей жизни Ивана Ивановича и его семьи. В этот декабрьский день, как обычно, Иван Иванович после служебных дел зашел за сыном в детсад, пришла с работы и жена. Поужинали. Сына уложили спать, а потом легла и жена.
Было десять часов вечера. По давнишней привычке перед сном Иван Иванович читал журналы по своей работе или что-либо из беллетристики. Но на этот раз чтение что-то не ладилось: какая-то непонятная тревога охватила и отвлекала от чтения, а что именно, Иван Иванович не знал. Начал перебирать в памяти прошедшее время и настоящий день по работе и в быту — нет, все хорошо. Он не знал, что в ночь этого дня в областном синоде МГБ начальник отдела капитан Печенкин давал своим подручным сатрапам список адресов граждан, подлежащих обыску, аресту и заключению во внутреннюю тюрьму МГБ города и области. Давая задание, Печенкин говорил: «Агентура МГБ проследила, что Иван Иванович Иванов сегодня пришел домой около восьми часов вечера и никуда из дома не выходил. Его жена тоже дома, в двенадцать часов ночи Иван Иванович лег спать, и свет в квартире выключен. Берите закрытую машину. Поедете трое: лейтенант Глотов, Живоглотов и старшина Глоталкин[273]. Вот адреса. Двое в военной форме и один в гражданской. Проверьте оружие. Жду вас через два часа с выполненным заданием. Машина ждет у подъезда». — «Будет выполнено», — отрапортовал старшой.
По уходе сатрапов на задание Печенкин погрузился в размышления: «Сегодня ночью по городу произойдет двадцать два ареста, а всего за год составит тысячу восемьсот шестьдесят семь, а к концу года не менее двух тысяч. Это неплохо. План перевыполнил, а это значит, что мне и моим подчиненным сотрудникам за бдительность и перевыполнение плана будут денежные премии в республиканском масштабе, чин подполковника в этом же году, а в последующие два-три года и генеральский чин может быть».
Печенкин встал и начал ходить по устланному коврами полу. Шаги были мягкие, мечтательные. На стене большие часы с боем через каждые пятнадцать минут. В углу кабинета огромный сейф-шкаф; посредине кабинета четыре стола черного дерева; на столах кипы белой протокольной бумаги, десятки карандашей, ручек; два массивных чернильных прибора на каждом столе; графины с водой и стаканы; поодаль от столов огромных размеров диван. Лицо Печенкина бледно-желтое, видимо от шемякинской работы ночной и допросов с пристрастием и без пристрастия выглядело кисло-мрачно из-под нависших бровей, с бесцветными глазами и покатым лбом, с огромными оттопыренными ушами летучей мыши. Шагал Печенкин по кабинету то мелкими, то быстрыми крупными шагами. Таким его запомнил Иван Иванович.
***Иван Иванович в двенадцать часов ночи лег спать на ту же кровать, где уже спала жена, только по другую сторону от жены к стенке, чтоб жене удобнее было вставать к кроватке сына. Иван Иванович вскоре начал дремать и незаметно стал погружаться в сон, и сквозь начинающийся сон послышались звонки в квартиру раз, другой, третий. Жена по материнской чуткости услышала, накинула на себя халат, подошла к двери. «Кто, кто?» — «Откройте, из МГБ!» Услышал и Иван Иванович, но не встал, а продолжал лежать и через полуоткрытые глаза увидел: вошли трое, один штатский и двое военных. Жена в недоумении стояла близ кровати, и тут в военной форме, видимо старшой, спросил: «Здесь живет Иван Иванович?» — «Да, здесь», — сказала жена. «Это я!» — проснувшись, сказал Иван Иванович. «Встаньте». Иван Иванович встал, оделся. «Вот ордер на обыск!» Иван Иванович прочел и расписался. «А вот ордер и на арест!» Иван Иванович прочел и расписался. «А вот вам и стул, садитесь!» Иван Иванович молча сел. Тут же все трое принялись закрывать окна газетами. Затем начали перебирать и просматривать книги в домашней библиотеке, откладывая в отдельную стопку все книги, что были изданы до царствования Иосифа Джугашвили; пересмотрели все вещи, что были в доме, кадки с цветами, дровяник и погреб. А Иван Иванович, сидя уже арестованным, не сразу понял, что эти книги первых лет Октября послужили поводом к аресту и обыску. Приход МГБ оглушил его сознание, он как-то онемел и оцепенел, как и жена его. Затем сознание стало проясняться, и ужасная действительность стала явью. Через час-другой обыск закончился и, обращаясь к жене, старшой сказал: «Дайте веревочку связать книги». — «Как по Гоголю[274]», — мелькнула мысль у Ивана Ивановича. Затем старшой продолжал: «Взять с собой пять пар белья и на два дня продуктов питания!» — «Зачем пять пар белья?» — изумленно сказал Иван Иванович, ни к кому не обращаясь. Все же жена положила две пары белья и продуктов в сетку.
— Встаньте, Иванов, пошли!
Иван Иванович встал со стула, подошел к спящему в кроватке ангельским сном сыну, молча поцеловал его, затем подошел к жене. «За что?» — «Не знаю», — сказал Иван Иванович. Простился с нею, а старшой МГБ торопил: «Пошли, пошли!»
У подъезда дома стояла машина. Один из агентов МГБ сел с шофером в кабину, а двое других в кузов по бокам Ивана Ивановича. Шофер включил газ, и машина бесшумно поехала. Минут через десять остановилась у подъезда большого, во весь квартал трехэтажного с подвалом дома областного синода МГБ, о котором знал Иван Иванович и весь город, что в нем совершаются все
