Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский
Запущенный куда-то, как попало, Летит, жужжит, торопится волчок!
Безумие, бессмысленность, случайность, видимость – такова нигилистическая космология Блока. И стихотворение, написанное в меланхолически-рассудительном стиле лермонтовских «дум», кончается возгласом: «доколе?»
Когда ж конец? Назойливому звуку
Не станет сил без отдыха внимать…
Как страшно всё! Как дико! – Дай мне руку,
Товарищ, друг! Забудемся опять.
Все разбросанные черты «страшного мира» собраны здесь, как лучи в фокусе. Жизнь – ад, вселенная – назойливо жужжащий волчок, смерть – избавление.
В отдел третьего тома «Возмездие» включено стихотворение 1910–1912 годов «Шаги Командора» – высочайшая вершина всей лирики Блока. Темы этой гениальной «словесной симфонии» подготовлены двумя небольшими стихотворениями 1910 года, вошедшими в отдел «Страшный мир». В первом из них мотив «пустынности» жизни уже связывается со звуком пролетевшего мотора:
Жизнь пустынна, бездомна, бездонна,
Да, я в это поверил с тех пор,
Как пропел мне сиреной влюбленной
Тот, сквозь ночь пролетевший, мотор.
(«С мирным счастьем покончены счеты»)
В «Шагах Командора»:
Жизнь пуста, безумна и бездонна!
Выходи на битву, старый рок!
И в ответ – победно и влюбленно
В снежной мгле поет рожок…
Пролетает, брызнув в ночь огнями,
Черный, тихий, как сова, мотор.
Во втором стихотворении рожок автомобиля таинственно напоминает поэту о его измене:
…Автомобиль пропел вдали
В рожок победный.
Глядись сквозь бледное окно,
К стеклу прижавшись плотно…
Глядись. Ты изменил давно,
– Бесповоротно.
Мотив пустынности жизни и непоправимости измены, прозвучавший в рожке мотора, вырастает в трагедию Дон-Жуана, изменившего «Деве Света – донне Анне». «Прекрасная Дама», сходившая к поэту в солнечной лазури в дни его юности, «спит, скрестив на сердце руки». Изменник обречен року («Выходи на битву, старый рок»). И на его вызов Рок-Командор «тихими, тяжелыми шагами» вступает в дом. Магическим искусством создано впечатление погребального великолепия последней ночи Дон-Жуана. Глухими, каменными словами, как «хриплый бой ночных часов», изображена траурная пышность спальни. Повторения усиливают мертвенное оцепенение ожидания:
…Холодно и пусто в пышной спальне,
Слуги спят, и ночь глуха.
…В пышной спальне страшно в час рассвета,
Слуги спят, и ночь бледна.
…В час рассвета холодно и странно,
В час рассвета – ночь мутна.
И вот – приближается рок. В «снежной мгле поет рожок» пролетающего мотора; стучат шаги Командора. Из сказочной дали легенды звучат слова:
«Ты звал меня на ужин.
Я пришел. А ты готов?»
Дон-Жуан безмолвен. Тишина. Часы бьют в последний раз:
Донна Анна в смертный час твой встанет.
Анна встанет в смертный час.
Легенду о Дон-Жуане Блок воспринимает как трагедию совести. Изменив «Деве Света», герой попадает во власть темных сил. Последние часы его жизни – ночь: «ночное окно», «ночь глуха», «снежная мгла», «брызнув в ночь огнями», «бой ночных часов», «ночь бледна», «ночь мутна» – и только в мгновение смерти – рассвет. «В час рассвета» повторяется три раза, подготовляя конечную победу света:
Анна встанет в смертный час.
Борьба в душе изменника воплощена в образах – рока-Командора и «Девы Света» – донны Анны: ею определяется освещение поэмы: погружение мира в ночь, борьба тьмы со светом и в смерти – обещание воскресения (рассвет). Но мелькание образов и теней только поверхность: основа поэмы – звуковая и ритмическая ткань, подлинное музыкальное волшебство. Ограничимся несколькими элементарными наблюдениями. В самом звучании имени «Дон-Жуан» была дана Блоку звуковая программа стихотворения. Низкое, глухое «о» и широкое, открытое «а» (Дон-Жуан). Лейтмотивом тьмы-Командора становится «о», лейтмотивом «света» – донны Анны – «а». В первых двух строках – уже соединены, как в музыкальной интродукции, оба мотива:
Тяжкий, плотный занавес у входа,
За ночным окном – туман.
«О» – это ночь, холод, смерть; к нему присоединяются еще более глухие и гулкие обертоны «у» и «ы»:
Холодно и пусто в пышной спальне,
Слуги спят, и ночь глуха[84],
Чьи черты жестокие застыли?
В этом царстве мрака обреченный герой бросает последний вызов року: в низкие басы врывается резкая высокая нота – звук «и».
Выходи на битву, старый рок!
Звук этот, как оборвавшаяся струна, заглушается каменной поступью Командора:
Чёрный, тихий, как сова, мотор.
Тихими, тяжёлыми шагами
В дом вступает Командор.
Голос рока – «о» торжествует (5 «о» на два «и»).
Целые строки инструментованы на «о»:
Словно хриплый бой ночных часов:
Я пришол. А ты готов?..
Мотив света «а» звучит отдаленно и глухо, задавленный мотивом тьмы. Но развитие его предсказано уже в первой строфе:
Страх познавший Дон-Жуан.
Он вступает вместе с темой донны Анны, сначала в сочетании с пронзительным высоким «и», потом с приглушенным, мертвенным «ы»:
Донна Анна спит, скрестив на сердце руки,
Донна Анна видит сны…
И дальше:
Анна, Анна, сладко ль спать в могиле?
Сладко ль видеть неземные сны?
Командор стоит перед Дон-Жуаном. Умирая, изменник зовет возлюбленную:
Дева Света! Где ты, донна Анна?
Анна! Анна! – Тишина.
«А» уже господствует – звуки ночи («о», «у», «ы») исчезли. Но почему это торжествующее «а» соединено с «е» (три «е» в первой строчке)? У Блока нет «незначущих» звуков. И, перечитывая стихотворение, мы замечаем, что «е» прозвучало еще до появления Командора, как предвестие воскресения, как надежда на спасение:
Из страны блаженной, незнакомой, дальней
Слышно пенье петуха.
Пенье петуха из страны блаженной мистически окрашивает звук «е». Вот почему в финале, побеждая все гулы и отзвуки ночи, победные трубы «а» включают в себя и мелодию «е»:
Донна Анна в смертный час твой встанет.
Анна встанет в смертный час.
«Шаги Командора» – шедевр не только звука,
