Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
Мы прибыли в Дар-эс-Салам на следующий день, и я встретился здесь с Джулиусом Ньерере, президентом независимой Танганьики. Мы беседовали в его доме, который вовсе не являлся дворцом, и сам президент, как я помню, водил простую машину, небольшой «Остин». Это произвело на меня сильное впечатление. Я понял, что это, действительно, человек из народа. Джулиус Ньерере всегда настаивал на том, что классовое расслоение чуждо Африке, что ей свойственен социалистический уклад.
Я рассказал Ньерере об обстановке в Южной Африке, завершив свой рассказ призывом о помощи Африканскому национальному конгрессу и, в частности, формированиям «Умконто ве сизве». Он был рассудительным человеком, который хорошо относился к нам и к нашей деятельности, но его восприятие ситуации удивило и встревожило меня. Он предложил отложить организацию вооруженной борьбы в Южной Африке до тех пор, пока Роберт Собукве не выйдет из тюрьмы. Это был первый раз (в дальнейшем я неоднократно попадал в такую ситуацию), когда я узнал о привлекательности Панафриканского конгресса в других африканских странах. Я описал слабость этой организации и отметил, что отсрочка в помощи станет препятствием для освободительной борьбы в целом. Он предложил мне заручиться поддержкой императора Эфиопии Хайле Селассие и пообещал устроить знакомство с ним.
В Дар-эс-Саламе я должен был встретиться с Оливером Тамбо, но из-за моей задержки он не смог дождаться меня и оставил сообщение, что примет участие в Конференции независимых государств Африки в Лагосе, в Нигерии. Во время полета в Аккру, в Гану, я встретился с Хайми Баснером и его женой. Баснеру, который когда-то был моим работодателем, предложили работу в Аккре. Его радикальные взгляды и деятельность в качестве левого политика в Южной Африке сделали его там персоной нон грата, и он попросил политического убежища в Гане.
Наш самолет сделал промежуточную остановку в Хартуме, и мы выстроились в очередь, чтобы пройти таможню. Первым был Джо Мэтьюс, потом я, за мной был Баснер и его жена. Поскольку у меня не было паспорта, я взял с собой документ из Танганьики, который содержал всего одну фразу: «Предъявитель этого документа – Нельсон Мандела, гражданин Южно-Африканской Республики. Он имеет разрешение покинуть Республику Танганьика и вернуться в нее обратно». Я передал эту бумагу пожилому суданцу за иммиграционной стойкой, он посмотрел на меня с улыбкой и сказал: «Сынок, добро пожаловать в Судан!» Затем он пожал мне руку и поставил печать на моем удивительном документе. Баснер стоял позади меня и протянул старику такой же документ. Таможенник в течение минуты изучал его, а затем стал эмоционально высказываться:
– Что это? Что это за листок бумаги? Это все липа!
Баснер спокойным тоном объяснил, что это был документ, который ему дали в Республике Танганьика, потому что у него нет паспорта.
– У вас нет паспорта? – с презрением спросил иммиграционный чиновник. – Как у вас может не быть паспорта, ведь вы же белый!
Баснер ответил, что его преследовали в его собственной стране, потому что он боролся за права чернокожих. Суданец посмотрел на него с явным подозрением:
– Но вы же белый человек!
Джо посмотрел на меня и понял, о чем я думаю. После этого он прошептал мне, чтобы я не вмешивался, так как мы были в Судане гостями и не хотели нарушать принципы гостеприимства. Однако помимо того, что Баснер был раньше моим работодателем, он являлся одним из тех белых, кто, действительно, рисковал во имя освобождения чернокожих, и я не мог бросить его. Именно поэтому я остался стоять рядом и каждый раз, когда Баснер что-то говорил, я просто подтверждал это. В конце концов таможенник понял мои намерения, смягчился и поставил печать на документ Баснера, произнеся при этом традиционную фразу: «Добро пожаловать в Судан!»
Я не видел Оливера Тамбо почти два года, и когда он встретил меня в аэропорту Аккры, я едва узнал его. Когда-то чисто выбритый и тщательно ухоженный, теперь он носил бороду, отрастил длинные волосы и стал пользоваться одеждой в военном стиле, характерной для борцов за свободу на Африканском континенте. Судя по всему, он с таким же удивлением отреагировал и на мой облик. Наша встреча была радостной и весьма эмоциональной. Я похвалил его за ту огромную работу, которую он проделал, находясь за границей. Он уже создал представительства АНК в Гане, Египте, Танганьике и Великобритании, а также установил ценные для нас контакты во многих других странах. Впоследствии, где бы я ни бывал, я обнаруживал, что Оливер Тамбо производил на дипломатов и государственных деятелей самое положительное впечатление. Он был лучшим представителем нашей организации за рубежом.
Цель Конференции независимых государств Африки в Лагосе состояла в том, чтобы объединить все африканские государства в общей борьбе за независимость, однако в конечном итоге она вылилась в пререкания о том, какие государства включить в состав участников предстоящего форума Панафриканского движения за свободу Восточной, Центральной и Южной Африки в Аддис-Абебе, а какие исключить. Я старался держаться в стороне от этих дискуссий, потому что мы не хотели, чтобы правительство Южной Африки узнало о том, что я находился за границей, до момента моего появления на конференции в Аддис-Абебе.
В самолете, летевшем из Аккры в Аддис-Абебу, мы встретились с Гауром Радебе, Питером Молоци и другими членами Панафриканского конгресса, которые также направлялись на конференцию Панафриканского движения за свободу Восточной, Центральной и Южной Африки. Все они были весьма удивлены, увидев меня, и мы сразу же погрузились в обсуждение вопросов, связанных с Южной Африкой. Атмосфера наших бесед была приятной и непринужденной. Хотя я был несколько встревожен, узнав о том, что Гаур Радебе вышел из состава АНК, это не уменьшило моей радости от встречи с ним. Высоко над землей и далеко от дома у нас оказалось гораздо больше того, что нас объединяло, чем того, что нас разделяло.
Мы ненадолго приземлились в Хартуме, где пересели на рейс эфиопских авиалиний в Аддис-Абебу. Здесь я испытал довольно странное ощущение, увидев, что пилот был чернокожим. Я никогда раньше не видел чернокожих пилотов, поэтому мне пришлось подавить у себя паническое настроение. Как мог чернокожий управлять самолетом? Однако мгновение спустя я поймал себя на том, что поддался мышлению системы апартеида, считая, что африканцы являлись неполноценными специалистами и что пилотирование – это профессия исключительно для белых. Я откинулся на спинку кресла и упрекнул себя
