Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
Одновременно Крыжановский срочно проинформировал Горчакова о прибытии кашмирского посольства и изложил свой взгляд на развитие отношений с Кашмиром и другими странами Азии.
Мыслил Крыжановский так: в случае получения письменных просьб о помощи от народов, находившихся под английским господством, было бы «противно интересам Российской империи резким отказом отталкивать от себя людей, могущих быть нам впоследствии полезными, особенно для торговых связей». В то же время генерал-губернатор Оренбурга предлагал, что «положительное обещание помощи, без возможности подать ее населениям стран, отделенных от нас Гималайскими горами, было бы бесцельно и только уронило бы значение России в глазах среднеазиатских народов».
Поэтому он предлагал дать представителям Кашмира, как и другим посланцам, в случае их прибытия следующий письменный ответ: «Император Всероссийский пребывает в полной дружбе с английской королевой, и пока со стороны английского правительства не будет сделано никаких враждебных заявлений, войска наши не предполагается вести к берегам Амударьи…»
Позиция Крыжановского, изложенная в конфиденциальном письме, свидетельствовала о его нежелании воспользоваться прибытием посольства из Индии для подрывных действий против Англии. К тому же Крыжановский, в отличие от прямолинейного Черняева, не был уверен, что кашмирское посольство не является английской провокацией, организованной с целью обострения политической ситуации и остановки нашего продвижения в Средней Азии. Что ж, такой поворот событий, на самом деле, тогда не исключался. Короче, ситуация с кашмирцами на самом деле была очень непростая. Поэтому осторожная и взвешенная позиция Крыжановского не встретила возражений ни императора, ни Горчакова с Милютиным.
– Одно посольство, тем более только с голословными заверениями, не может являться основанием для изменения нашей сегодняшней политики в Азии. Мы только что, с большим трудом добились некоторого снижения накала противостояния с Англией, поэтому, основываясь лишь на рассказах двух неизвестных нам кашмирцев, вступать в открытый конфликт с Англией есть самая отчаянная авантюра! – заявил Горчаков.
И Александр II с Милютиным с ним полностью согласились.
Несмотря на всю секретность, окружавшую посольство, информация о том, что посланцы Кашмира добрались до Ташкента, стала известна английским властям в Индии. 19 января 1866 года директор Азиатского департамента Стремоухов направил Милютину для ознакомления «выписку из индийской газеты». В ней говорилось, что вице-король Индии Джон Лоуренс «отправил в Среднюю Азию по разным направлениям трех агентов из туземцев… Им предписано отправиться в Бухару, Самарканд и Коканд, наблюдать за всем там происходящим и по возвращении донести об отношениях, существующих между различными владетелями, о движении России и о состоянии умов народонаселения». Стремоухов сообщал, что, хотя подобные статьи не заслуживают полного доверия, но данные сведения совпадают с аналогичными, полученными Крыжановским.
Разумеется, что «выписка из индийской газеты» имела вполне конкретную цель. Такой шаг Лондон предпринял впервые. Ранее, как мы знаем, Англия неоднократно отправляла своих разведчиков в Среднюю Азию, при этом не оповещая об этом лондонские газеты. Утечка информации об отправке тайной агентуры была сделана умышленно и рассчитана именно на российские дипломатические круги.
Таким образом, уже сам факт появление в Ташкенте кашмирского посольства вызвал настоящую панику в Англии. А ведь Россия на появление послов еще даже не прореагировала!
Кроме этого, «сообщение индийской газеты», возможно, должно было ввести российские власти в заблуждение, заставив относиться с недоверием ко всем, прибывшим из Индии с официальной или неофициальной миссией, и тем самым помешать установлению прямых связей России с индийскими княжествами. Короче, все было очень сложно.
Глава девятая
Завоевание Ташкента поставило перед правительством вопрос и о его дальнейшей судьбе. Так возникла проблема «Ташкентского ханства». Дело в том, что первоначальный план действий не предусматривал занятия города, поэтому Петербург считал целесообразным превратить Ташкент и окружающие его земли в отдельное ханство, которое должно находиться под контролем России и играть роль буфера между нашими владениями и Бухарским эмиратом. Горчаков резко возражал против прямого включения Ташкента в состав России, как всегда, боясь осложнений с Англией.
Когда Крыжановский разрешил Черняеву занять гарнизонами крепости Ниязбек, Чиназ и укрепленный пункт близ Ташкента, а также устраивать военные посты на Сырдарье вплоть до ее верховьев, Горчаков начал жаловаться Александру II на генеральское самоуправство. Милютин мнение Горчакова поддержал. Получив взбучку, Крыжановский занял позицию выжидательную. Что касается Черняева, то он открыто пошел на обострение отношений со всеми сильными мира сего.
– Я открыто заявляю о практическом неудобстве превращения Ташкента в самостоятельное ханство, – заявил строптивый генерал-майор. – Если ранее я опасался больших расходов на содержание в городе войск и полиции, то теперь установленный порядок самими жителями дает возможность и управление городом, и сбор податей возложить на маленький административный аппарат. Образование самостоятельного Ташкентского ханства ликвидирует политическое значение овладения Россией этим городом. Поэтому я настаиваю на проведении границы по Сырдарье вплоть до верховьев реки, чтобы отдалить пограничную черту от Ташкента, установить более тесный контакт с Кокандским ханством и открыть для торговых караванов доступ в Кашгар.
Черняев надеялся на поддержку Крыжановского, но тот его неожиданно не поддержал, заявив:
– Считаю более выгодным иметь под боком слабое в военном отношении вассальное торговое государство, чем приобщать к империи целое государство и сажать туда русских чиновников! Поэтому предлагаю не передвигать линию границы из Южного Казахстана, а образовать в Ташкентском оазисе и в остальной части Кокандского ханства два независимых владения, обеспечив для России возможность судоходства по всей Сырдарье, заняв для этого крепости Ниязбек, Чиназ, чтобы не допустить ничьих посторонних посягательств на независимость Ташкента.
В специальном послании директору Азиатского департамента Крыжановский написал о необходимости прекратить все дальнейшие завоевания и заняться административным устройством присоединенных земель, развитием экономики и торговли.
Недовольный самоуправством Черняева, он говорил:
– Я намерен подтянуть поводья кое-каким лицам, увлекающимся военными авантюрами в Туркестане. Я намерен направить их воинственный пыл на что-нибудь более разумное, чем расширение и без того широчайшей России!
Эту позицию Крыжановского Черняев расценил как трусость и предательство.
Надо сказать, что Горчаков отказался принять даже ограниченную программу Крыжановского. Императору министр иностранных дел доложил об этом так:
– Занятие различных пунктов в районе Ташкента есть мера временная, подлежащая безусловной отмене, когда будут ликвидированы притязания бухарского эмира на господство в Ташкенте!
– Вы хотите, чтобы я вывел оттуда наши войска? – удивился Александр II.
– Этот жест доброй воли был бы с пониманием воспринят в Лондоне, – закивал Горчаков лысеющей головой. – Нам надо ограничиться лишь нравственным убеждением, что Россия всегда поможет Ташкенту в случае нападения на него.
– Право, даже не знаю, что и думать по сему поводу, – только и нашелся что сказать император.
Если бы во главе Азиатского департамента был граф Игнатьев,
