Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
Одновременно Министерство иностранных дел предложило Крыжановскому договориться с бухарскими властями о предоставлении нашим купцам в ханстве тех же прав, какими пользовались бухарские торговцы в России: обеспечение личности и имущества, право свободной торговли во всех городах и уравнение в пошлинах.
В целом Военное министерство и Министерство иностранных дел поддержали Черняева, объясняя его действия враждебными выступлениями бухарского эмира и обращением жителей Ташкента за помощью к России. Однако министр внутренних дел Валуев недоумевал: «Ташкент взят ген. Черняевым. Никто не знает, почему и для чего». А госсекретарь Российской империи А. Половцев в своем дневнике написал еще откровеннее: «Сегодня пришло сообщение, что генерал Черняев взял Ташкент. Никто не знает, почему и зачем. Есть все-таки что-то эротическое в происходящем на границах нашей империи».
Тайный советник Петр Стремоухов, сменивший в 1864 году графа Николая Игнатьева на посту директора Азиатского департамента, был более осторожен, чем его предшественник, и полностью следовал линии Горчакова с ее главной задачей – не волновать Англию! В своих инструкциях в Оренбург Крыжановскому и Черняеву Стремоухов прямо предупреждал военачальников о неизбежных политических и торговых затруднениях для России в случае дальнейшего продвижения наших войск в Среднюю Азию. Как и прежде, речь шла о возможном столкновении с Англией. В конце концов, Крыжановский даже заколебался.
В целом же действия генералов встретили поддержку у части российского общества, считавшего, что успехи России в Средней Азии важны для ее престижа в Европе.
– Теперь, опасаясь за Индию, англичане станут гораздо сговорчивее и по всем вопросам европейской политики! – говорили приверженцы Крыжановского и Черняева.
С целью расширения русско-среднеазиатской торговли оренбургский генерал-губернатор просил министра финансов Рейтерна послать в Ташкент группу «предприимчивых лиц» для изучения на месте условий торговли, учреждения там ярмарки для всей Средней Азии.
Во время одной из бесед с канцлером Горчаковым Черняев, рассказывая ему о ходе экспедиции, помимо Ташкента, вспомнил и ранее взятую им крепость Аули-Ату, полагая, что руководителю российской внешней политики хотя бы немного известна география Средней Азии. На следующий день Черняев встретился со своим однокашником по Академии Генштаба графом Игнатьевым и воодушевленно принялся ему рассказывать о беседе с канцлером.
– Я имел с ним разговор сегодня утром, – усмехнулся Игнатьев, – и Горчаков спросил меня, кто такая эта Тру д’Аульета, о которой мне все время твердил Черняев?
Для Черняева столь откровенная неосведомленность канцлера в среднеазиатских делах стала откровением.
– По всему выходит, что наш канцлер – это очередной салонный господин, умевший лишь говорить удачные bon-mots (хорошие слова)!
– Чем дальше находишься от сильных мира сего, тем лучше о них думаешь! – со смехом похлопал его по плечу Игнатьев.
* * *
Тем временем петербургские дипломаты готовились к лавине английских протестов, которые казались неизбежными, в свете недавнего меморандума Горчакова, объявившего на весь мир, что Россия никакого наступления в Средней Азии проводить не собирается. Поэтому в столичных газетах официальное извещение о занятии Ташкента объявлялось не более, чем временным, причем указывалось, что сделано это было исключительно для защиты города от его захвата Бухарой. Англичан петербургские газетчики успокаивали еще и тем, что как только опасность исчезнет, будет восстановлена и независимость Ташкента.
Английское правительство, как и ожидалось, отреагировало негативно. Без ноты не обошлось. В ноте указывалось, что Ташкент расположен далеко от тех границ, которые князь Горчаков назвал в своем известном меморандуме «южными пределами России». Кроме того, Лондон заявлял, что взятие Ташкента штурмом «вряд ли совместимо с выражаемым российским правительством намерением уважать независимость государств Центральной Азии».
Наши ноту приняли и стали ждать, что будет Лондон делать дальше. Удивительно, но дальнейшая реакция Лондона была на редкость вялой. Даже жадные до сенсаций английские газетчики отреагировали несколькими маловразумительными статьями.
Ветеран Большой Игры, а тогда член парламента от консерваторов Роулинсон, понимая, что русские поставили Англии если не «мат», то уж точно «шах», в сердцах кричал:
– Безразличие нашей публики к событиям, происходящим сейчас в Центральной Азии, является одним из самых позорных эпизодов английской истории!
Причины безразличия Роулинсон видел в том, что русофобы буквально перекормили общество русской опасностью. Все до того к этому привыкли, что известие о захвате никому не ведомого азиатского Ташкента никакого впечатления не произвело. Ну, захватили и захватили, ведь эти русские всегда что-то захватывают!
В июле 1865 года неутомимый Роулинсон все же добился публикации в газете «Квотерли ревю» («Ежеквартальном обзоре»). При этом он почему-то посчитал остаться анонимом. Что же хотел донести до мозгов своих соотечественник старый герой Афганской войны? Генри Роулинсон писал: «…Захватив Синд и Пенджаб, мы сильно продвинули нашу собственную границу. Британская Индия расширила свое политическое влияние на север до Кашмира. В то же самое время русские укрепили свои позиции на Кавказе, после сокрушения имама Шамиля высвободили большие силы для развертывания в других местах и уже начали продвигаться в Туркестан… Русские намного улучшили сообщение с Центральной Азией. Железная дорога теперь доходит от Санкт-Петербурга до Нижнего Новгорода на Волге, полностью судоходной до Каспийского моря, навигацию обеспечивают 300 пароходов. Во время войны они плюс дополнительно 50 судов непосредственно на Каспии могут быть использованы для перевозки войск и военных грузов в восточном направлении, к Афганистану и Индии…»
Но страшилки из статьи опять никакого впечатления не произвели. Большая часть тиража «Квотерли ревю» так и осталось нераспроданной.
– Почему никто не боится русских? Что произошло? – недоумевали члены парламента.
Роулинсон как главный специалист по азиатским делам пытался им втолковывать:
– Все дело, джентльмены, в том, что публика еще помнит афганскую катастрофу и не желает, чтобы мы ее повторили, ввязавшись в войну с русскими в далеких пустынях. Во-вторых, все убеждены, что надвигающийся захват Россией Хивы, Бухары и Коканда все равно уже не предотвратить.
– А что будет, если мы спустимся в пустыню с афганских гор и преградим им путь? – возбуждались самые горячие головы.
– Любая наша попытка остановить сейчас русских просто заставит их двигаться к своей цели быстрее! – сокрушались те, кто были поумнее.
– А что в этом плохого? – раздавались редкие голоса либералов-вигов. – Может, вообще лучше иметь соседями русских, чем дикие племена? Управляемая Петербургом Азия принесет процветание региону и откроет новые рынки для наших товаров.
На это Роулинсон лишь качал головой:
– Говорить так может только полный невежа. Если русские освоят азиатский рынок, то уж никак не для наших товаров!
Самое удивительное, но против парламентариев-«ястребов», во главе с Роулинсоном, выступило правительство вигов, возглавляемое лордом Расселом, которого энергично поддерживал вице-король Индии Джон Лоуренс, ветеран индийской службы и бывший губернатор Пенджаба. Лоуренс убеждал воинственных оппозиционеров:
– Если русские попытаются напасть на Индию через Афганистан, их войска будут также уничтожены местными
