Зима, любовь, экстрим и хаски - Женя Онегина
Глава десятая
Зоя
В приемном покое было пусто, холодно и до жути тоскливо. Сидя на низкой скрипучей банкетке, я привалилась спиной к стене и прикрыла глаза. Боль в плече стала настолько привычной, что даже она не могла вывести из сонного оцепенения, которое охватило меня в машине по дороге в город. Святослав уже не лез ко мне с разговорами, наверное, понял, что я ужасно устала, только бросал хмурые взгляды на часы на запястье. Мы приехали около часа назад, и перед нами не было никого, кроме одного не очень трезвого мужчины, которого уже забрали на рентген.
– Зоя? Ты в порядке? – спросил Ремизов.
Я открыла глаза и села ровнее, аккуратно повела плечом, которое тут же откликнулось вспышкой боли.
– Если не шевелиться, то все нормально, – ответила я. – Но лучше не шевелиться. Думаешь, это все-таки вывих?
– Наверняка, – кивнул Святослав.
– А вправлять – это больно?
– Не знаю, – мужчина замялся. – В фильмах больно, но тут же врачи. У них должно быть обезболивающее.
– Должно, – согласилась я. – Даня сказал, что больно.
– А он откуда знает?
– Говорит, выворачивал руку.
– Почему я не удивлен? – рассмеялся Свят и спросил меня уже серьезно: – Что ты будешь говорить врачам?
– В смысле?
– Как получила травму.
– Упала во время гонки.
– Не хочешь рассказать, что случилось?
– Я уже все рассказала. Тот придурошный каюр прижался к нам. Я испугалась.
– Москва сняла свою упряжку с дистанции. Там захромали сразу две собаки, у одной серьезная травма.
– Вологда стартовала последней?
– Да.
– Но какой в этом смысл, Свят? Здесь нет соревнований, просто пробег, марафон.
– Я не знаю, Зоя. Это не гонка, но есть общий призовой фонд. Его поделят между собой все участники. Если только…
– Если только те сами не сойдут с дистанции, – продолжила я. – Но это низко. И он не жалеет собак. Неужели ничего нельзя сделать?
– Посмотрим, как завтра пройдет старт.
Я не успела ответить, потому что из кабинета врача-травматолога выглянул бородатый молодой мужчина в синем хирургическом костюме и позвал:
– Воронцова? Заходим.
И мы пошли.
Выпутываться из комбинезона было больно.
Адски больно. И я выглядела так жалко, что Святослав, плюнув на приличия, раздел меня сам. До спортивного топа. Я изо всех сил старалась отвлечься, пока мужчина возился с моей одеждой, но щеки горели от смущения. И уши тоже.
А плечо выглядело ужасно. Сустав опух и покраснел, к тому же располагался под каким-то странным углом.
Посмотрев рентгеновский снимок, врач уронил скупое:
– Вывих. Будем вправлять.
Кажется, несмотря на укол, я все-таки потеряла сознание. Потом был резкий запах нашатыря, и снова боль. И еще один укол. Кто-то, скорее всего Свят, помог мне надеть рубашку, заботливо переданную Катей. А потом плечо снова зафиксировали, мне дали подписать какие-то документы и отпустили. На улице была уже глубокая ночь.
К базе, на которой ночевали участники пробега, мы подъехали в полной темноте. Заспанная Катя ждала нас на крыльце небольшого одноэтажного деревянного коттеджа, больше похожего на барак. Набросив пуховик поверх пижамы, она задумчиво курила и смотрела куда-то за наши спины.
– Доброй ночи, Катюша, – проворковал Ремизов.
– И вам не хворать, Святослав Павлович, – ответила девушка. – Вы к нам надолго? Или так? Чаю только попить?
– Ты что такая злая, Кать?
– Свят, это ты надоумил Юльку позвонить Дане и рассказать про отца?
– Почему сразу я? – не очень искренне возмутился Ремизов.
– А кому это еще нужно? Не можешь нормально свои дела с Денисом решить, твои проблемы. Зачем Даньку вмешивать?
– А что случилось? – спросила я.
– Царевич-старший женился, представляешь, Зой? На Нике! – зло бросила Катя и тут же испуганно спросила: – Ой, Зоя! Прости меня! Ты сама как?
– Я очень спать хочу, – ответила я чистую правду. – Очень-очень!
– Идем в дом, я помогу. Святик, а ты бы подумал над своим поведением, а? Зачем ты вообще во все это лезешь?
– Исключительно из любви к прекрасному, Кать! Исключительно! – ответил Ремизов. – Доброй ночи вам, девчата! До завтра!
Катя помогла мне умыться, раздеться и улечься в постель, которая оказалась на удивление холодной. К тому же из-за фиксирующей повязки лежать можно было только на спине, но я так соскучилась по нормальной кровати, что на такую мелочь даже не стала обращать внимание.
– Хочешь, я тебе чаю сделаю? – предложила Катя. – И у меня печенье есть.
– Хочу, – ответила я, осознав, что целый день ничего не ела. Живот немедленно ответил урчанием. – Кать, а сколько времени вообще?
– Начало первого. Еще не поздно. Хочешь, я к Гарику схожу, у него наверняка есть что-то посущественнее. Он запасливый.
– Не нужно, – остановила я ее. – Чая вполне достаточно. И тебе завтра рано вставать. Ты же поедешь с Даней?
– Конечно поеду! Только ты уверена, что нужно продолжать пробег?
– А что Царевич об этом думает? И как Роуз?
– Роузи в порядке. К вечеру уже забыла о лапе, но высокий темп она не выдержит.
– А это и не нужно. А с Даней что?
– Даниил расстроен из-за отца, но не признается. И этот пробег ему нужен, Зоя. Хотя бы для того, чтобы разобраться в себе.
– Значит, если собаки в порядке, мы должны помочь Дане финишировать. Ты должна помочь, Кать!
– Я помогу, не переживай. Главное, чтобы опять с кулаками на этого парня не полез.
Я усмехнулась.
После горячего чая с печеньем я уснула мгновенно. Видимо, сказалась общая усталость. А проснулась, когда за окном светило солнце и день приближался к обеду.
Я не сразу вспомнила, где нахожусь. Потом рука дала о себе знать, и я уже гораздо осторожнее поднялась с кровати. Как уходила Катя, я не слышала. Но вещей ее не было, и кровать оказалась аккуратно застеленной. Я кое-как умылась и причесалась одной рукой, натянула домашние штаны и теплые носки и взяла телефон.
От Кати сообщение было только одно:
“Мы стартовали. Царевич огонь. Лаки умница!”
От Дани целых четыре:
“Напиши, как приедешь!”
“Ты почему не написала?”
“Зоя, мы на страте! Пожелай нам удачи! И обещай никуда не лезть!”
“Я не могу без тебя!”
Я перечитывала последнее сообщение снова и снова и глупо улыбалась. Почему-то вспомнила его белые кеды, и как он свалился с гриппом в первые же дни в “Медвежьем углу”. И то, как он целовал меня посреди заснеженного леса. И как смотрел на меня вчера, когда я садилась в машину Свята.
