Зима, любовь, экстрим и хаски - Женя Онегина
Еще одно сообщение было от Гарика.
Даже не сообщение, а фото.
На нем я выглядела уставшей и заплаканной. Укутанная в комбинезон, с фиксированной повязкой рукой. А Даня аккуратно сжимал меня в своих объятиях и целовал так нежно, так трепетно, что я завидовала сама себе. Это было слишком интимно и одновременно слишком красиво, чтобы быть правдой. Но я помнила этот поцелуй, после которого еще долго глотала слезы под осуждающим взглядом Святослава, потому что впервые в жизни я не боялась показаться слабой. Я была сама собой – испуганной девчонкой, которой очень страшно и больно.
Ниже была подпись:
“Прости, я не смог удержаться”.
И ссылка на пост в социальной сети с безумным откликом подписчиков.
Да блин! Отличный контент!
Ничего личного, Зоя!
Это просто красивое фото…
Весь день я сходила с ума от безделья. В покое рука практически не болела, я слонялась по комнате из угла в угол, пробовала читать и посмотреть фильм на планшете, но тут же отвлекалась на что-то другое. Обед мне принесли, но пару раз, кое-как набросив на плечи куртку, я выходила на крыльцо. На улице, несмотря на яркое солнце, стоял крепкий мороз, и ни о какой прогулке без комбинезона не могло быть и речи.
Святослав на телефонные звонки не отвечал, как и Катя, и я чувствовала себя абсолютно покинутой. В итоге я позвонила Алене и получила от нее нагоняй за безрассудное поведение. Подруга уверила, что в “Медвежьем углу” все хорошо. Оля и Костик со всем справляются, и Ванька тоже.
– Кстати, фото с Царевичем огонь, – на прощание сказала подруга, а я чуть не подавилась чаем от неожиданности.
– А ты откуда знаешь?
– Так оно везде, – ответила Алена и отключила вызов.
Маме я отправила сообщение, мол, со мной все в порядке.
Ответ пришел немедленно:
“Спасибо, что написала, дочь. Неприятно узнавать такие новости из соцсетей”.
“Ты уже видела?”
“Все уже видели, Зоя!”
Вот черт!
За окном стремительно темнело. А я все больше не находила себе места от беспокойства. Телефон Кати по-прежнему был отключен. Я уже собралась звонить Гарику, чтобы узнать хоть какие-то новости, когда пришел Ремизов.
– Из четырех упряжек до контрольной точки на промежуточном финише добрался только “Мурманск”.
– А остальные? – спросила я.
– Сбились с маршрута, вероятно. Участок непростой.
В этом Святослав был совершенно прав. Последняя часть маршрута длиной чуть больше восьмидесяти километров была разбита всего на четыре отрезка. Зато на ее прохождение было заложено два дня. Неровный рельеф и удаленность от автомобильных трасс только усложняли задачу, особенно для группы сопровождения.
– Почему ты вернулся? – спросила я. – Ты же должен был ждать их на промежуточном финише сегодня.
– Глупый вопрос. На чек-поинте не появились ни Данька, ни Катя. Шарапова правда звонила мне пару часов назад, сказала, что у них все ок. А потом тишина.
– Почему ты за мной вернулся?
– Потому что ты должна быть с нами, Зоя. А не сидеть в четырех стенах. И будем честными, если Царевич перепсихует, то с собаками он не справится. И тогда помочь сможешь только ты.
– Я даже сама одеться не смогу, – напомнила я и смутилась. – Какой от меня толк?
– Оденем без проблем. Обещаю даже не подсматривать, – ответил Святослав. – Давай, Зоя, шевелись! Без нас там люди пропадают!
Мы выехали меньше, чем через полчаса. И чем дальше от базы уходил наш снегоход, тем сильнее я чувствовала, что с Даней и собаками случилось что-то неладное.
Глава одиннадцатая
Даниил
– Кать, мы потерялись, – говорю я. – Теперь уже точно!
– Ничего подобного, Царевич! Не дрейфь! – возмущается подруга. – Мы идем по указателям! Еще пару километров, и будем на месте.
Мне нравится ее уверенность, она внушает некую надежду, но я-то знаю, что мы заблудились, и потому предлагаю:
– Шарапова, давай ты прокатишься вперед на своем вездеходе, и если там дальше есть лыжня и люди, то я возьму свои слова обратно.
– А если нет?
– Ты же сама говоришь, что все идет по плану!
– Иди ты, знаешь куда, Данька?
– Я никуда не пойду, Кать. Уже темнеет. Если за полчаса ты не доберешься до финиша, будем ночевать здесь.
– С ума сошел?
– Ничуть. Собаки устали. И я тоже.
Катька пусть неохотно, но с моим планом соглашается. Мы в очередной раз проверяем связь, которой в глухом карельском лесу конечно же нет (пора бы привыкнуть уже), засекаем время, и девушка уезжает.
Крепкий наст надежно держит нарты и упряжку, но стоит мне шагнуть на снег, как я проваливаюсь в него выше колена и оставляю идею осмотреть собак. По крайней мере до тех пор, пока Катя не вернется.
Сильвер беспокойно крутится на месте. Сегодня он снова шел лидером и с задачей справился на отлично. Но сейчас пес чувствует мою тревогу и невольно передает ее остальным. Лаки устало улеглась и тихо поскуливает. Джек смотрит на нее осуждающе. Белла и Роуз послушно стоят на своих местах, а Лондон растянулся на животе, устроил здоровую башку на передних лапах и смотрит на меня так жалостливо, что на глаза наворачиваются слезы. Да, малыш, я тоже хочу много вкусной еды и поспать! И только Чук и Гек, полностью оправдывая свои имена, с интересом исследуют новую местность, не забывая при этом метить территорию.
Я забираюсь обратно на нарты и смотрю на часы. Прошло всего десять минут, а кажется, что не менее часа. На темный хвойный лес опускаются сумерки.
– Если через пятнадцать минут Шарапова не вернется, будем устраиваться на ночлег, ребята, – говорю я собаками. – И если вернется, то тоже скорее всего будем. Пора признать, сладкие булки, мы заблудились!
Мохнатые сладкие булки смотрят на меня недоверчиво. То ли обиделись, то ли не верят. Я смеюсь и протягиваю руку, чтобы почесать Лондона. Джек смотрит на меня обиженно. А Сильвер тяжко вздыхает.
– Прости, друг! – кричу ему я. – Но мне до тебя сейчас не добраться!
Сильва в ответ хищно клацает зубами.
Я вслушиваюсь в тишину сонного замерзшего леса, надеясь уловить звук приближающегося снегохода и думаю о Зое. Утром, как только увидел сообщение, что она на базе, я сделал попытку прорваться к ней в комнату, но Шарапова не пустила, только приоткрыла дверь, разрешая лично убедиться, что с девушкой все в порядке. Зоя, измученная болью и непростой ночью, спала, и я не стал ее будить.
А сейчас мысли снова и снова возвращаются к ней. Я
