Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина
– Почему? – осторожно спросил Званко.
– Да, почему? – сердито подхватила Теребиха.
Волк подался вперед – но не было в этом движении угрозы. Кажется, он тоже был удивлен.
– Он давно уже не человек, – спокойно разъяснила Незвана. – Он не тогда зверем стал, когда впервой через нож перекинулся, а тогда, когда этим ножом девичье горло перерезал. С той самой поры и нет ему обратного пути в люди. И тебе обратного пути не будет, ежели свою девушку убьешь. Или другим позволишь убить.
– Я Дарёну зарезать не дам, – твердо сказал Званко.
– А коли так, – воскликнула Незвана, – то уводи ее отсюда, я зверюгу задержу!.. Иди сюда, шуба драная!
И таким боевым азартом полыхало ее лицо, что волк вновь попятился.
– Я без тебя не уйду… – пискнула Дарёнка.
– Тащи ее силой, Зван! На руках уноси! – Не-звана шагнула к самому пню.
Волк и Званко глядели на неистовую Незвану, а вот Дарёна, словно ее кто-то толкнул, обернулась на забытую всеми Теребиху. И увидела, что старуха, вскинув перед собой руки, шевелит пальцами, словно прядет незримую нить.
Дарёна не успела вскрикнуть, не успела предупредить Незвану…
Старуха резко цокнула языком – словно бичом щелкнула!
И по этому звуку сверху, из сплетающихся над поляной ветвей, на голову и плечи Незваны, словно снег, посыпались огромные пауки. Несколько мгновений – и женщина уже была, словно коконом, окутана белесыми нитями. Незвана выронила топор в тщетных попытках вырваться, он упал возле пня. Левая рука с горшком была примотана паутиной к туловищу. На лице были видны только глаза, что сверкали яростью, да нос. Рот был скрыт под паутиной.
Всё произошло так быстро, что ни Дарёна, ни Званко не успели прийти на помощь. Не успели даже понять, что происходит.
– Тетя Незвана! – горестно вскрикнула Дарёна и бросилась к застывшей женщине.
Но тут на плечи девочке, словно рысь, обрушилась Теребиха.
Откуда в дряхлой старушонке взялась такая могучая, мужская силища? Теребиха повалила девочку наземь, вжала в траву, почти не давала пошевелиться.
– Званко… – пискнула девочка. С трудом повернула голову, чтобы хоть увидеть поляну… и поняла, что Званко не придет на помощь.
По поляне катился ком – сплелись в схватке зверь и человек.
В ужасе девочка поняла, что победил волк, прижал человека к земле. Оскаленные клыки были у шеи Званко.
– Погоди! – крикнула Теребиха. Голос ее снова был молодым. – Не убивай его! Дай мне поговорить с парнем, Молчан Гораздыч… Эй, Званко! Выслушай меня, не то задавлю твою девку! Будешь слушать?
– Буду… – с трудом отозвался придушенный Званко.
– Пусти его, Молчан Гораздыч. Пусть встанет. Он глупостей не натворит. Я только потолкую с ним немного, а там он сделает всё, как сам захочет.
Парень с трудом поднялся на ноги. Дарёна едва шею себе не свернула, пытаясь взглянуть ему в лицо, но снизу видела его только до пояса. Руки Званко были сжаты в кулаки.
Теребиха заговорила с неожиданной мягкостью, с сочувствием:
– Ты, Званко, парень бесстрашный. За свою девушку жизнь отдашь – не задумаешься. Так?
– Так, – со злым недоверием откликнулся Званко.
– А глаза? Глаза свои за нее отдать согласишься? А слух? Каково тебе будет – век доживать калекой-то? Вокруг мир такой широкий да красивый, а ты его не видишь да не слышишь…
– Это что еще вы с дядькой Молчаном выдумали? Какую гадость?
– Да что ты, сынок, что ты…
– Хоть сынком-то меня не зови, злыдня старая! Был бы я тебе и впрямь родичем, пошел бы да утопился с позора!
– Как прикажешь, Зван, не буду… Я тебе только напомнить хочу. Когда ты впервой через нож перекинулся, тебе страшно стало. Не того ты испугался, что руки-ноги в лапы превратились, а того, каким огромным стал мир вокруг! Видишь – вдаль! Слышишь – вдаль! Чуешь – вдаль! Так?
– Ну… так.
– Расскажи мне, – еще мягче попросила Теребиха. – Прошу тебя, расскажи. Я-то этого никогда не узнаю́, разве что с чужих слов.
Дарёна, всё еще распластанная на земле, увидела, что кулаки Званко разжались. Парень развел ладони в беспомощном, недоуменном жесте:
– Да разве такое расскажешь? Кто не пережил, не поймет. Мир-то стал большим, но и я словно вырос: вершины деревьев ко мне придвинулись. Вдали по Гремячей плоты плывут, плотогоны переговариваются, а я каждое словечко слышу! Но главное – запахи! Я и не думал, что их на свете столько… волной нахлынули… сначала я чуть без чувств не свалился. А потом чую: каждый запах – отдельно… не мешают друг другу… и каждый про что-то рассказывает. И главное… – Званко вдруг оживился: нашел верные слова. – Всё это было мое! Я в тот миг всему был хозяин, вот!
Дарёна сдержала тоскливое рыдание. Чего бы ни добивалась подлая Теребиха, она была на верном пути. Вот у Званко голос уже не злой. Даже вроде радостный…
– А когда вновь человеком обернулся, – вкрадчиво спросила старуха, – враз всё потерял, чему был господином? Тошно было, а?
– И не говори, – выдохнул с горечью Званко. – Вроде как ослеп и оглох разом! И до того стало жить постыло, что хоть камень на шею – да в Гремячую с берега! Хорошо еще, дядька Молчан посулил: «Обожди, парень, скоро и в человечьем обличье всё так будешь видеть, слышать да чуять!»
– Так и сбылось, как он сказал?
– Почти. Лучше вижу, чем прежде. Слышу – тоже. С чутьем малость похуже, а всё же с человечьим не сравнишь.
– А! – вскинулась Теребиха. – Это не я, это ты сам сказал: с человечьим не сравнишь! Не человек ты уже, Званко! Не чета тебе людишки, жалкие калеки! Никогда им не взглянуть на мир так, как ты смотришь! Вы с Молчаном Гораздычем этому миру – господа! Скоро в полную силу войдешь, тогда узнают человечишки, кто выше них стоит! И такое ты хочешь сменять на пустяк? Стать калекой, как прочие, ради зеленой девчонки, каких в дюжине тринадцать? Где ты ее нашел, на ярмарке? Да у тебя, Зван, в жизни еще будет таких ярмарок… и таких девок…
А Зван молчал! Храни Дарёну чуры-предки, Зван молчал!
Девушка хотела крикнуть: «Не слушай злыдню, Званко, ты человек!..» Но рука Теребихи лежала на горле Дарёны, и девушка понимала: стоит ей хоть пискнуть, старуха ее придушит.
– Тебе надо через это переступить, – тепло посоветовала старуха. – Да, погорюешь, а потом забудется. Другую девку найдешь, втрое краше. Зато силы колдовские при тебе останутся. А и делать почти ничего не надо. Просто два раза шагни –
