Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина
– Сомёнок?! Да что ты такое сказала, тетя Не-звана?! Да попробовал бы он только… Я бы ему сказала: «Нацепи это обручье себе на нос и так ходи!»
Незвана облегченно вздохнула:
– Тогда это не беда, а полбеды… Ты, девонька, поосторожнее с Сомёнком. Он только выглядит добродушным недотепой. За любой свой подарок он сполна спросит.
– Я знаю. Сомёнок – он подлый. Вон Берёзка от него всего-то ленточку взяла, да и ту потом ей пришлось ему при всех обратно кинуть, чтоб отвязался.
– Во-во, он просто так не подарит… А ты всё равно не путем себя ведешь. Мне вон сказывали, что ты с парнями пляшешь и подарки от них берешь.
– Вот как? – вскинула голову Дарёна. – И что же это за люди такие, мудрые да прозорливые, про меня сплетни распускают?
– Ну, люди не люди, а так – Теребиха старая.
Дарёна озадаченно и встревоженно примолкла.
Откуда Теребихе было знать про Званко? Что она вообще могла ведать про Дарёну, сорочья душа? Дарёна до сих пор не могла забыть их первую встречу – ночлег у Калины Баженовны и странные слова, что старуха сказала перед уходом. Откуда Теребихе было знать, что они с Дарёной еще встретятся? Однако встретились! И свой приход в избушку за городскими воротами Дарёна тоже не могла выбросить из памяти, хотя ничего там страшного вроде бы не случилось…
– Подошла ко мне на улице, – подтвердила Не-звана, заметив растерянность девочки. – А о чем бы нам с нею беседовать? Я-то от нее в стороне держусь. Про таких говорят: старая лиса рыльцем роет, а хвостом след заметает. Опасаюсь я с нею откровенничать. Так она ни с того ни с сего давай про тебя толковать! Еще и брякнула: мне, мол, недолго осталось с тобой нянчиться… это про замужество, что ли? Я, понятное дело, пообещала ей язык поганый оторвать и на заборе на просушку повесить.
Но ты, девонька, изволь рассказать, что за царевич-королевич тебя драгоценными подарками осыпает.
* * *
Рассказать про Званко? Но рассказ начнется как раз с мерзкого Сомёнка.
Его отца, богатого купца, прозвали люди Сомом за круглую рожу, выпуклые глаза и обвислые усы. А Сомёнок весь в отца, только усами пока не обзавелся.
Прицепился к Дарёне на ярмарке в самый первый день, когда торг начался: пойдем, мол, на качелях качаться!
А Дарёна в ответ: так же, как Беляна с тобой качалась?
Сомёнок запыхтел, как самовар: сколько, мол, его будут тем давним случаем попрекать? Сорвалась девка с качелей, бывает. Не удержалась. Сама ногу и сломала.
Но Беляна про то иначе рассказывала. Нарочно, дескать, для потехи столкнул ее Сомёнок с доски. Засмеялся и спихнул. Тогда он младше был – и глупее, чем сейчас.
Вот Дарёна ему и говорит: пускай с тобой леший качается!
А Сомёнок обиделся – и за косу ее хвать!..
А Вторак, дружок Сомёнка, ржать начал!
И тут рядом раздалось:
– А ну, отпусти косу! Чай, не ботва морковная!
Сомёнок так растерялся, что выпустил косу. Тут бы девочке наутек пуститься или разреветься, да только много чести Сомёнку, чтоб его, паршивца, бояться! Как Незвана учила: «Гляди страху в глаза, так страх первым смигнет!» Дарёнка только волосы растрепанные пригладила. Даже в первый миг не глянула на того, кто за нее заступился.
А когда все-таки глянула…
Решила – парню лет семнадцать, а то и восемнадцать. Не знала, что ему еще только шестнадцатый год, ненамного старше самой Дарёнки. А старше выглядит не потому даже, что ростом высок, а потому, что крепко сбит. Плечистый, жилистый такой… Волосы темные, а взгляд до того бесстрашный, жесткий, соколиный, что Сомёнок попятился. Но тут же опомнился, вознегодовал:
– Это еще кто тут мне приказывает?! А ну, Вторуша, вдарь ему.
– Ага! – обрадовался дружок Сомёнка.
Втораку двадцать скоро, он балбес и бездельник. Ему бы в кузне с отцом работать, а он от отца удирает да за Сомёнком таскается. Тот его плюшками да ватрушками прикормил, а за то Вторак лупит всех, кто приятелю не по нраву пришелся.
Во всю рожу Вторак заухмылялся, шагнул к Дарёнкиному заступнику, на ходу замахиваясь…
Девочка не поняла, как оно получилось, что здоровенный дурень Вторак споткнулся, коротко всхлипнул, упал на колени, согнулся.
– Ничего-ничего, продышишься, – строго сказал незнакомый паренек. – Не покалечил я тебя, только воздух вышиб… Встанешь – продолжим?
Видно, из Вторака вместе с воздухом вышибло и храбрость. Ответить он не мог, но замотал головой так, что любому стало бы ясно: драки не будет, он вообще случайно мимо проходил! Вот встанет и дальше пойдет своей дорогой! И оборачиваться не будет!
– Тогда ты? – деловито спросил паренек Сомёнка.
Тот отступил на безопасное расстояние и зло прошипел:
– Попадешься ты мне еще…
– Так я уже попался, – удивился паренек. – Чего меня вдругорядь-то ловить? Поди ближе и вдарь!
Сомёнок сплюнул и пошел прочь. Даже не задержался, чтоб помочь своему дружку встать на ноги.
А победитель повернулся к Дарёне:
– Ты на качели только с ним не хотела – или боишься? Если только с ним, то пошли, покачаемся! А если боишься, то просто так по ярмарке погуляем, на торг посмотрим, пряников пожуем…
Дарёна задрала носик и заявила, что качелей только дети малые боятся.
Но как встала она на доску рядом со своим новым знакомцем – поняла, что поспешила храбриться. Паренек, который прозывался Званко, раскачал доску на длинных веревках так, что у Дарёнки сердце оборвалось и в глазах всё смешалось. Визжала она или нет – того девочка не помнит. Но если и не визжала, то не из храбрости, а потому, что у нее, как у того Вторака, воздуха в груди не осталось.
Когда качели остановились и Дарёна слезла с доски, оказалось, что она и шагу сделать не может. Пришлось опереться на руку Званко – и это оказалось очень приятно.
Никуда не делся торг, никуда не делись пряники, но слаще было просто разговаривать. Рассказывать друг другу о себе.
Дарёна о себе много не говорила – только то, что в одиннадцать лет пришлось родной дом покинуть, а через год ее приютила Незвана. А Званко был сиротой – и, похоже, успел горя хлебнуть. Сам он не плакался, но девочке много сказал его вопрос: «Она тебя бьет?» Это про Незвану-то!
Но потом и у Званко жизнь наладилась. Его взял к себе дядька Молчан. Дарёна не поняла, приходится ли он пареньку родней – или чужой человек о сироте позаботился. Но Званко уверял, что Молчан
