Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства - Дмитрий Викторович Севастьянов
В комнате свиданий сидела женщина. Худощавая, с охристо-серым лицом и серыми, как сталь, глазами, в белой косынке и синем цеховом халате. Светлана давно не видела сына и надеялась этой встречей не испортить все.
Все, что еще оставалось в жизни.
Дверь комнаты для посетителей открылась, порог помещения переступили Илья и Саня.
Илья сел за стол перед стеклом и снял трубку с белого телефона, заменявшего голос, безжалостно поглощаемый бронированным стеклом.
– Илюша… Здравствуй, сынок! – раздалось в трубке.
– Привет. – Илья отсутствующим взглядом посмотрел на стекло, будто человек по ту сторону и женщина на другом конце провода – разные люди.
– Ты так вырос. Ты… Ты хорошо кушаешь?
– Да, спасибо.
– Господи, такую чушь несу. – Женщина заплакала. – Илюш… Ты прости меня, Илюш! За все, что так вышло, Илюш. Прости. Прости меня, Илья.
От этой сцены Сане стало не по себе.
– Ладно. Прощаю. Я пойду?.. – Не дожидаясь ответа, Илья положил трубку, двинулся к двери и постучал конвоиру.
Автобус к женской колонии по вечерам прибывает не слишком часто.
Ребята сидели на желто-синей остановке, украшенной надписью «Цой жив», и молчали. Неожиданно Илья встал, схватил урну для мусора и отшвырнул прочь. Затем заорал и что было прыти побежал в сторону поля. Не зная, что делать, Саня, Вовка и Женя кинулись следом.
Подростки мчались по огромному полю, за годы запустения заросшему густым разнотравьем. Тучи на горизонте делали пейзаж города мрачным и еще более далеким.
Споткнувшись, Илья упал на землю, продолжая кричать. Он плакал.
Надежда и Сан Саныч сидели в лодке. Гладь озера покрывалась рябью из-за ветра, но старик знал, где в такую погоду может клевать.
Надежда закинула спиннинг. Годы без практики дали о себе знать – леска соскочила и скрутилась хитрым узлом.
– Пап, вот опять.
Сан Саныч забрал спиннинг и начал разматывать.
– Ничего-ничего. У всех сначала через одно место. Тихо-тихо, не дергай. Алик однажды… Помнишь?
И оба тотчас рассмеялись.
– Папа… Слушай, я вот хотела спросить. А че у тебя татуировка на руке с якорем?
Сан Саныч посмотрел на волны и перевел взгляд на дочь.
– А ты знаешь, я в школе хотел моряком стать. Даже вот в мореходку документы послал. Но тут война. А потом… – Он вздохнул. – А потом суп с котом. Не все так просто в жизни, дочка. Иногда так запутается, хрен развяжешь.
Он отвернулся.
– Пап, я тебя не виню. – Надежда похлопала отца по плечу. – Ты можешь быть каким хочешь. Можешь быть любым. И слабым тоже… Ничего. Я все равно тебя люблю.
Глаза Сан Саныча наполнились слезами. Он протянул Надежде спиннинг.
– А ну-ка. Давай-ка вот так. – Он слегка направил ее руку.
Блесна улетела почти к другому берегу.
– Сюда?
– О!.. Нормально, – улыбнулся отец. – Закидываешь уже.
Надежда начала крутить катушку и почувствовала удар.
– Пап, дергает. Точно!
Сан Саныч вздрогнул.
– Ты че орешь-то? Прям кондратий хватит. Все, тихо. Подтяни чуть-чуть. Сама подсекай. Опа!
На крючке серебрился карась.
– Че такое? А почему он маленький, а? – рассмеялась Надежда и сняла рыбу с блесны.
Сан Саныч достал из кармана старенький значок и прикрепил к куртке Надежды.
– А ну-ка… вот. Награждается Надежда Рябинина-Волкова за взятие карасика.
Они вновь рассмеялись. Сан Саныч потрепал волосы на голове Надежды, как в детстве.
– Пап, спасибо.
– Да ладно, – смутился отец.
– Не, правда, спасибо.
– Давай-давай-давай.
Лодка причалила к мосткам. Надежда вылезла на берег. Сан Саныч посмотрел на окна дома и занервничал.
Надежда все поняла.
– Пап. Я поговорю с ним. Ты же знаешь, я умею мягко.
Сан Саныч кивнул.
– Поговори. Ты иди, я щас лодку привяжу.
Надежда направилась к дому. Сан Саныч с трудом осел в лодке, часто дыша и растирая грудь.
Надежда подошла к спящему Алику и села рядом. Дотронулась до его головы.
– Алик. Братишка, вставай. Алик. Копейка, копейка – чирик по шейке.
– Ну, Надь… – пробормотал тот.
– Давай уже, просыпайся.
– Ну… пожалуйста, ну еще полчасика…
– Вставай, мой хороший.
За окном по озеру проплыла лодка, сама по себе.
Надежда не сразу сообразила, что к чему. И вдруг вскочила в панике.
– Папа… Алик! Алик, слышишь? Алик! Алик, вставай!!! – Она побежала к выходу.
Сонный Алик потащился к озеру. Но при виде суденышка тут же рванулся мимо Надежды и прыгнул в воду.
Спустя считанные секунды афганец догнал лодку и взобрался в нее.
Сан Саныч лежал у носа на дне судна. Алик бросился к нему, шлепал по щекам, пытался привести в чувство, но все было напрасно.
– Алик, – крикнула Надежда с берега, – он жив?
Алик искал весла, но в лодке осталось только одно.
– В скорую звони! – заорал афганец.
Надежда понеслась к дому. Тем временем Алик вспоминал все, чему его учили на курсах экстренной помощи.
– Да… нет! Ну давай, пап.
Комнату Ильи никто не назвал бы пустой и безжизненной. Она отражала суть хозяина. Плотные шторы, на стене – постеры: «Нирвана», Терминатор, Брюс Ли и десятки других, вырезанных из многочисленных журналов.
Женя сидела на диване, тревожно глядя на Илью. Вовка и Саня – рядом с кроватью. Илья лежал, уставившись на потолок.
– Ты как, получше? – спросил Саня. – Тебе бы поспать.
– У меня бессонница уже два года. – Илья указал пальцем. – До шести утра смотрю в потолок.
– М-м-м… а меня это… с книг рубит. – Саня искал глазами книжную полку. – Может, тебе почитать? – Он начал перебирать книги.
– Тогда что-нибудь из Кафки, – монотонно проговорил Илья. – «Превращение».
– Может, что-нибудь попроще? – Саня недоумевал. – У тебя вообще нормальных книг нет. О, хоть что-то! – Он взял книгу с нижней полки и принялся читать.
Жили в квартире
Сорок четыре
Сорок четыре
Веселых чижа:
Чиж-судомойка,
Чиж-поломойка,
Чиж-огородник,
Чиж-водовоз,
Чиж за кухарку,
Чиж за хозяйку,
Чиж на посылках,
Чиж-трубочист[14].
Вовка и Женя сидели, уставившись на кровать.
– Реально сработало, – поразилась Женя.
– Жаль, что не со мной, – зевнул Илья.
Действительно, чтение сработало безотказно – Саня спал сном младенца с книгой в руках.
Вовка спохватился и спросил Женю:
– А тебя предки искать не будут?
– Наверное, уже ищут, – прошептала Женя и с сожалением вздохнула.
