Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства - Дмитрий Викторович Севастьянов

Наталья Сергеевна развернулась и ушла, оставив Надежду в дверях и глубоком потрясении.

– «Волков Александр Александрович. Тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения», – зачитал пожилой усатый военком с пожелтевшей обложки дела.

Надежда сидела на стуле и нервно выкручивала пальцы. Алик молчал рядом с откупоренной бутылкой водки.

– «…призван в сорок втором», – продолжал военком. – Так… «Волховский фронт. Вторая ударная армия».

– Медаль «За боевые заслуги», медаль «За отвагу». – Алик поднял граненый стакан.

Военком подтвердил:

– Да. Медали есть, но… «в январе сорок четвертого во время боя у города Волосово дезертировал. Попал под трибунал. Осужден. Отправлен отбывать наказание в исправительно-трудовой лагерь. Поселок Чужга, Архангельская область».

– Подождите… – перебила Надежда, – этого быть просто не может. Да ерунда какая-то. Наверное, документы перепутали, может быть, фотографию. Понимаете? Надо посмотреть, может быть, какой-нибудь другой Волков есть?

Военком сочувственно посмотрел на нее.

– В нашем архиве есть только этот Волков А. А.

Алик перестал смотреть в стену, поставил стакан на стол и собрался с мыслями.

– Димон, а особые приметы?

Военком перелистнул несколько страниц дела.

– «Особые приметы. На левом плече татуировка – „якорь“».

Старый дом Волковых обветшал, но еще держался, как и его хозяин. Участок густо зарос всеми видами растительности. Деревянный чердак покосился, некоторые доски уже выпали. Они словно хотели сбежать туда, где их будут ценить. А вот кирпичная часть первого этажа выглядела сносно, хоть и громогласно требовала ремонта.

Сан Саныч заменил заржавевшие петли на шатающейся двери. Проверил на всякий случай: не скрипит. Вдруг на беленом косяке он заметил старые ростовые отметки с подписями красной ручкой: «Надя – 12 лет», «Алик – 6 лет». Он с тоской провел по ним рукой, будто рисовал накануне.

Окна распахнулись с трудом – деревянные рамы вздулись от сырости. Влетевший внутрь порыв ветра разметал старые подборки журналов.

Наконец Сан Саныч повесил на стену старые маятниковые часы. Пенсионер аккуратно потянул гирю, и они затикали. Вот теперь все так, как должно быть.

Довольный, Сан Саныч перевел часы на правильное время.

Красная «девятка» Эльзы подъехала к дому Сан Саныча. Алик вылез из машины, шатаясь от выпитого.

Открыл калитку с ноги и закричал:

– Эй! Герой войны, слышь!

Надежда бежала за ним по пятам, стараясь хоть как-то утихомирить.

– Господи. Остановись, слышишь!

– Выходи! – прокричал афганец.

Надежда и Эльза догнали Алика и пытались удержать его.

– Алик! – повторяла Эльза, – Алик, успокойся, пожалуйста!

Алик оттолкнул ее и продолжал кричать:

– Расскажи, как ты там в бою в штаны наложил! Как ты потом на нарах чалился! А?!..

Из дома не раздалось ни звука. Со злости Алик швырнул в стену папку с личным делом. Страницы разлетелись по заросшей клумбе.

– Алик, успокойся! – Надежда встала у брата на пути, но это не помогло.

Алик вырывался.

– Иди сюда! Трус!

В отчаянии Эльза попыталась обнять Алика за шею:

– Все хорошо. Ты просто устал. Поехали домой!

– Свали! – Алик подбежал к окну и заглянул внутрь. – Ну! – Он постучал в дверь.

– Алик, пожалуйста, – умоляла Эльза. – Там нет никого. Поехали домой!

Надежда собрала с земли листы из личного дела. Отдышавшись, Алик перестал тарабанить в дверь и отошел от крыльца.

– Успокоился? – в голосе Эльзы слышалось разочарование. Видеть афганца таким ей не хотелось больше никогда.

Только компания развернулась, чтобы уйти к машине, Алик выхватил пистолет и начал яростно палить по стенам дома.

Эльза выбила пистолет у Алика из рук. Афганец окончательно рассвирепел и швырнул подругу на землю.

– Алик! Алик! – с ужасом в глазах кричала она.

– Заткнись! – выплюнул афганец, и его руки сомкнулись у Эльзы на горле.

В последний момент Надежда подобрала с земли полено и со всего маху приложила разбушевавшегося брата по затылку.

Алик покачнулся и рухнул лицом в клумбу.

Эльза встала, кашляя и держась за шею.

– Чокнутый! – Она пнула лежащего Алика ногой. – Долбанутая семейка!

Пока Эльза убегала к машине, Алик поднялся, держась за окровавленную голову, и зашел в дом. Совершенно пустой.

– Иди сюда! – Афганец схватил топор и принялся крушить все, до чего смог дотянуться. Опрокинул шкафы, разгромил сервант. Сорвал карниз и разбил люстру.

Обессилев, упал на кровать и заплакал.

Тем временем Вика пренебрегла строжайшим запретом открывать кому-либо. Она надела на себя волшебный оберег – пиджак деда с медалями – и подбежала к двери.

– Кто там?

– Викуль, я, дедушка твой, – отозвались снаружи. – Открывай.

– Открыто! – торжественно объявила Вика.

Сан Саныч пришел к домочадцам прямо как в гости. В белой рубашке, шляпе, в руках – гвоздики и белый круглый торт.

– О!.. Здравствуй, моя хорошая, здравствуй. Ты чего это мой пиджак напялила?

– А мама пиджак на пол бросила, – с детской искренностью выдала всех Вика.

– А-а-а… Дома есть кто?

Сан Саныч прошел в квартиру, Вика закрыла дверь.

– Не-а. Вот тетя Эльза приезжала и маму с дядей Аликом увезла.

– О как! Ага… Вот тебе тортик. – Он положил кондитерское изделие и гвоздики на стол.

– О!.. – Вика захлопала в ладоши, – спасибочки!

Сан Саныч снял с Вики пиджак и попросил:

– Викуль…

– А?..

– Как мама вернется… Ты ей скажи, что… Что я ее очень… – Вдруг он осекся. – Впрочем, ничего не говори. Сам скажу.

Тяжело дыша, Сан Саныч уселся на стул и задумался.

– А куда они поехали-то, не знаешь?

– Поехали к тебе в деревню, кажется.

– Ага… – он снова замолчал. Затем взял со стола шляпу. – Слушай, я тогда пойду. Давай-ка закрывай. И никому не открывай! Понятно?

У входной двери Вика догнала Сан Саныча.

– Ну… короче, деда! Ты этот свой гриб забери. А то он воняет.

– Ты знаешь… что? Давай-ка за ним ухаживай – будешь самый здоровый человек. Это самое… сахар добавлять не забывай.

Сан Саныч чмокнул Вику в лоб на прощание и ушел.

В аудитории несколько студентов уже получили билеты и готовились к пересдаче. Федор сидел за кафедрой и ждал.

Минуты тянулись так долго, что в тишине можно было расслышать, кто из студентов пишет ответ к билету, а кто просто водит ручкой по бумаге, коротая время.

За стол к Федору подсела девушка в ядовито-горчичного цвета платье, укачивая на руках младенца.

– Фамилия? – спросил Федор.

– Артамонова, – прошептала та и положила на стол зачетную книжку.

Федор открыл ее. И увидел несколько вложенных внутрь не очень-то свеженьких купюр. Он закрыл зачетку.

– Простите,