Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства - Дмитрий Викторович Севастьянов

– Господи, – сконфуженно вздохнул Федор.

– Скажите, – прошептала она, – мне надо что-то отвечать? А то меня в коридоре второй ждет, боюсь, как бы чего не натворил.

– Идите вы уже, – раздраженно проворчал Федор, – я сам поставлю.

– Спасибо!

– Только… – Он покраснел. – Э-э-э… Это же не от меня зависит. Понимаете? Мне сказали тысячу.

Артамонова возмутилась:

– Ну а вы понимаете, что у меня больше нет?

Несостоявшийся взяточник загрустил.

– Ну, дайте хотя бы еще триста. Пожалуйста. Просто мне придется из своих за вас доплатить. У меня тоже нету. Простите, ничем не могу вам помочь.

– Да как вам не стыдно? – вспылила молодая мать. – Подержите ребенка!

Сунув Федору младенца, Артамонова принялась усиленно рыться в сумке. Наконец, найдя недостающие, она кинула деньги Федору.

– Нате, подавитесь! У меня из-за таких, как вы, молоко и пропадает! Вымогатель! – Она забрала ребенка. – Ставьте уже!

Федор судорожно вытянул деньги из зачетки и положил в карман. Дрожащей рукой расписался в графе и вернул зачетку.

– Поздравляю, Артамонова! «Отл!..»

Выпроводив последнего студента, Федор остался наедине с накатывавшей изнутри пустотой. Он стоял у верхнего окна аудитории и выкуривал сигареты – одну за другой, искоса посматривая на скомканные деньги на столе.

Татьяна вошла в аудиторию, радостно размахивая конвертом.

– Федор Иваныч!

– Да? – Федор мгновенно выкинул окурок и закрыл окно.

Летящей походкой Татьяна приблизилась к мужчине:

– Федор Иваныч, вы меня простите.

– Что такое?

– Простите, что за вашей спиной… в общем… я решилась отправить фрагмент вашей рукописи в одно американское издательство.

Федор не знал, что и думать.

– Таня, зачем вы?..

– У знакомой там друг работает. И сегодня пришел ответ.

Он протянула конверт. Федор никак не мог осмелиться взять его.

– Страшно, – прошептал он. В итоге писатель взял конверт и с волнением вскрыл.

Внутри оказалось письмо и зеленая купюра с портретом Франклина.

– Сто долларов? Настоящие. Именно сегодня.

– Да. – Татьяна замялась.

– Как-то странно, такое совпадение.

– Как у Бродского. – Слова давались ей все легче. – «…в минуту отчаянья и начинает дуть попутный ветер»[13].

Федор попытался прочитать письмо. Естественно, оно было на английском.

Когда Федор был студентом, язык им преподавали настолько плохо, что ни один сокурсник никогда не захотел бы на нем говорить.

– Вы читаете по-английски? Можете, да?

Татьяна взяла письмо.

– «Дорогой мистер Рябинин».

– Мистер… – многозначительно протянул Федор.

– «Нам очень понравился ваш текст. Это талантливо, живо, легко…» В общем, они ждут окончательную рукопись и высылают вам деньги в качестве аванса.

– Прямо так и написано? – Фëдор верил Татьяне, но не своим ушам. – Таня, вы понимаете, что это значит? Нет, конечно!.. – Он махнул рукой и радостно выбежал из аудитории.

Федор ворвался в туалет и распахнул все кабинки. Так эффектно, как он рассчитывал, не получилось.

Юрий Полиэктович стоял с сигаретой в руке у стены напротив.

– Я писатель. Понял?! – гордо выпалил Федор, выхватил сигарету из его руки и кинул в унитаз. – Я писатель и честный человек! А ты – козел, Юрий Полиэктович! – И он швырнул список с фамилиями в лицо декана.

От подобной наглости у декана вытянулось лицо.

– Ты охренел, что ли?!

– Да!!!

– Рябинин, я тебя уволю!

Федор воодушевленно помахал стодолларовой купюрой.

– Пошел ты к черту со своей кафедрой! Ясно? Мне вот – сто долларов из американского издательства прислали! А?!.. Лошара! – И Федор стремительно вылетел из туалета, так и не дав декану что-либо возразить.

Сан Саныч вернулся домой. Теперь жилище действительно напоминало своего хозяина – старая развалина с бардаком внутри. Оконные стекла разбиты. Дверь выломана. Рядом валялись разбросанные листки бумаги.

Сан Саныч поднял один из них и быстро обо всем догадался. Это были выдержки из его дела, хранившие самую страшную тайну его героического прошлого.

Надежда сидела на завалинке, не глядя на отца.

Повсюду царила разруха. Сан Саныч отыскал сына, мирно спящего на кровати. Накрыв Алика пиджаком, он вышел наружу – к Надежде.

– Как же так, пап? – всхлипывала и причитала она. – Как же…

– Есть хочешь? – вздохнул Сан Саныч.

Надежда не ответила.

– Пойдем ужин ловить? – предложил отец.

Друзья не говорили Илье, куда они его везут на автобусе уже сорок пять минут.

Примерно столько Илья насчитал, сжимая в руке бутылку лимонада, пока его глаза закрывала тканая повязка.

Наконец приехали. Женя помогла Илье спуститься по автобусным ступенькам и подхватила под руку.

Сразу за воротами Саня всех остановил и сказал:

– Подождете здесь, хорошо?

– Угу, – согласилась Женя.

Саня подошел к дежурному.

– Здравствуйте. Мы это… на свидание. К Головлевой. К ней сын пришел.

Дежурный оторвался от бумаг.

– Ты – сын?

Саня кивнул на Илью, стоявшего с завязанными глазами:

– Вот он.

Осмотрев компанию, дежурный протер глаза и спросил:

– А че с ним такое?

– Аллергия у него. На солнце.

– Без сопровождения взрослых нельзя!

Саня взмолился:

– Пожалуйста. У меня дядя – Алик – афганец. Он вас отблагодарит.

Поразмыслив несколько секунд, дежурный сжалился:

– Ждите.

– Спасибо, – обрадовался Саня.

Дежурный снял трубку служебного телефона. Саня вернулся к остальным.

– А где сюрприз? – спросил Илья. – Хочу его.

В ответ Саня освободил друга от плена повязки.

Как следует проморгавшись, Илья осмотрелся.

– А где мы?

– В тюрьме, – подбадривающее проронил Саня. – Ты щас маму увидишь.

Ребята насторожились, ожидая любой реакции. Заплачет? Закричит? Кинется драться?

Но Илья выглядел на удивление спокойным:

– Хорошо.

Женя заволновалась:

– Илюх, ты в порядке?

– Да.

Из дверей показалась конвоир – женщина лет тридцати в камуфляже.

– К Головлевой кто? Кто к Головлевой, говорю?

Все посмотрели на Илью.

Санька неуверенно ответил:

– Илюх. Вот щас. Пойдем. – Он пропустил друга вперед.

Конвоир протянула руку:

– Часы сдаем.

Серое здание тюремного корпуса выглядело угрожающе даже по меркам мест лишения свободы. Решетки на окнах были сделаны из цельного прута, загнутого несколько раз зигзагом. Стены, покрытые мелкой серо-белой вертикальной плиткой, смахивали на пустые страницы тетради.

Через калитку в высоких стальных воротах с надписью «Режимная зона» конвоир провела Саньку и Илюшу по территории тюрьмы, к комнате свиданий.

– Проходим, проходим. – Конвоир закрыла дверь. – Вперед.

Они шагали по внутреннему двору тюрьмы. Заметившие их заключенные кричали из окон.

– Бабы, посмотрите, каких мальчиков привели!

– Мальчик, чусовочку не одолжишь?

За несколько секунд двор превратился в свистящий, визжащий, хохочущий птичий рынок. Заключенные вопили, ржали,