Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
После разрушения Яны-Кургана штабс-капитан Генерального штаба Мейер с сотней казаков провел разведку и рекогносцировку местности между Яны-Курганом, Каратаускими горами и городом Джулеком. Выполнив поручение, Мейер, благополучно возвратился в форт Перовский. Остальные войска, во главе с Дебу, вернулись в Джулек.
К сожалению, кавказские раны и лишения сказались на здоровье Дебу, и вскоре после взятия Яны-Кургана он тяжело заболел, а затем и умер в Джулеке. Ныне имя генерал-лейтенанта Дебу совершенно забыто. Вспомним его хотя бы на страницах этой книги…
* * *
Вскоре после взятия Яны-Кургана генерал-губернатор Безак лично посетил Сырдарьинскую линию. Вернувшись в Оренбург, он послал военному министру донесение, в котором настаивал на том, что активные действия России в Средней Азии должны быть направлены не на «приобретения в Хиве, стране бедной и ничего не представляющей в торговом отношении», а на «скорейшее соединение линий Оренбургской и Сибирской». Соединение линий Безак называл «неотложной потребностью». Он утверждал, что достижение «прочной границы» возможно лишь в результате продвижения «вверх по Сыру, до мест более плодородных, с оседлым туземным населением, где существует изобильная хлебная производительность и где есть леса, столь необходимые для поддержания наших построек на Сыре». А так как перед серьезным наступлением следует детально изучить течение Сырдарьи, Безак предлагал поручить эту рекогносцировку флотилии капитана 1 ранга Бутакова.
«…Если бы с движением нашим от моря Аральского вверх по Сыру и с устройством на нем новых фортов не имелось в виду такое же встречное движение со стороны Сибирского корпуса, – писал Безак, – то не стоило бы проникать до берегов Аральского моря и утверждаться на устье Сыра, а также делать экспедицию к Ак-Мечети и возводить Джулек».
При этом Безак отрицал целесообразность соединения линий в городе Туркестане и по-прежнему настаивал на захвате Ташкента. «От него через укрепление Аулие-Ата идет удобная прямая дорога на Кульджу и Чугучак, и я полагаю, что Сибирскому корпусу весьма легко в первый год построить укрепление в Пишпеке, а на следующее лето овладеть крепостью Аулие-Ата и прийти к Ташкенту на соединение с войсками Оренбургского корпуса, которые, устроив на Сыре, смотря по удобству и по ближайшей линии к Ташкенту, укрепление, как для прикрытия флотилии, так и для соединения в нем продовольственных и боевых припасов, могут совокупно с Сибирским корпусом приступить к овладению Ташкентом».
Осуществление плана Безака предоставляло России «отличную государственную границу, обеспечивало снабжение сырдарьинских фортов продовольствием и лесом, Сырдарьинскую флотилию – топливом, а отечественную промышленность ценными полезными ископаемыми, давало возможность добиться ликвидации раздоров между казахскими племенами русского и кокандского подданства и увеличить «кибиточный сбор». Вновь возвращаясь к роли Ташкента, Безак писал, что «к городу, находящемуся в 150 верстах от Коканда, сходятся все торговые пути из Бухары, Китая и России». «Владея Ташкентом, мы получим не только решительное преобладание на ханство Кокандское, – продолжал он, – но усилим наше влияние и на Бухару, что разовьет значительно нашу торговлю с этими странами и в особенности с китайскими хорошо населенными городами Кашгаром и Яркендом».
Доходы с Ташкентского оазиса вместе с увеличенным кибиточным сбором должны были, по мнению Безака, покрыть издержки на содержание Сырдарьинской линии, «обременяющие ныне государственное казначейство».
Безак особо остановился на опасениях Министерства иностранных дел, что «слишком активная» политика России в Средней Азии вызовет недовольство Британской империи. Он ссылался на то, что движение вверх по Сырдарье менее встревожит правящие круги Англии, чем движение по Амударье, «приближающее нас к Индии». «Не думаю, однако, чтобы англичане серьезно боялись нашего похода в Индию; по моему мнению, это химера», – добавлял Безак, обнаруживая неплохое понимание многих выступлений английских военно-политических и торгово-промышленных деятелей и публицистов, маскировавших разговорами об опасности русского похода на Индию британские интриги и провокации в среднеазиатских ханствах. И Безак призывал не оттягивать активные действия против Коканда, ибо кокандские войска могут быть оснащены английским оружием. Безак надеялся, что Дюгамель, ознакомившись более глубоко и всесторонне с положением в Средней Азии, откажется от своих предложений о мирных сношениях с Кокандом.
Донесение Безака было доложено Александру II. Согласившись с основными положениями, он распорядился обсудить донесение в Особом комитете. Однако совместить принципиально различные точки зрения Безака и Дюгамеля оказалось невозможно. К тому же, помимо разногласий между руководителями двух соседних генерал-губернаторств, и в правительственных кругах Петербурга не существовало единого мнения и программы действий в Средней Азии.
Необходимо было на что-то решаться, причем как можно быстрее. Иначе можно было просто проиграть всю Среднюю Азию англичанам. Время не ждало…
Часть вторая
Победы на дальних рубежах
Глава первая
Крымская война была еще в разгаре, когда в 1855 году англичане сделали очередной ход в Большой Игре. Ударить они решили в самом тогда уязвимом для России месте – на Дальнем Востоке. В Приморский край для стратегической разведки были направлены 60-пушечный фрегат «Винчестер» и паровой шлюп «Барракуда», входившие в состав Гонконгской эскадры. Экспедиция имела конкретную задачу – найти удобную гавань, где можно было бы быстро создать военно-морскую станцию и тем самым закрепить за собой берега Дальнего Востока.
В ходе плавания англичане давали берегам Приморского края свои названия. Так, нынешний залив Золотой Рог они назвали по имени капитана «Винчестера» – Порт-Мэй. Тогда же на морских картах появились и другие английские названия: остров Терминешнл (т. е. конечная станция), впоследствии остров Аскольд, залив Герен, нынешний Амурский залив. Именем королевы Виктории был назван обнаруженный англичанами огромный залив, который вскоре наши моряки переименуют в залив Петра Великого. Другой залив капитаны шлюпов назвали в честь тогдашнего союзника Англии – французского императора Наполеона III, который наши переиначили в Уссурийский. Англичане подошли к вопросу обследования побережья очень серьезно, так как рассчитывали, что здесь впоследствии будет английская военно-морская база. Нынешний пролив Босфор-Восточный у них значился как пролив Хамелена, а бухта Новик – Динс Дандэс (по имени судового священника). Полуостров Муравьев-Амурский, на котором сегодня расположен Владивосток, «первооткрыватели» нарекли в честь принца Альберта.
Район нынешнего Владивостока пришелся англичанам по душе особенно. Здесь была укрытая от ветров бухта, хорошее дно, которое держало якоря, пресная вода и вдоволь строительного леса, а также возвышенности и острова, на которых впоследствии можно было бы поставить артиллерийские батареи.
В Англии карты тихоокеанского побережья были немедленно изданы с грифом секретно.
В это время нашим военно-морским агентом в Англии был не кто-нибудь, а воспитанник адмирала Лазарева, отличный моряк и прекрасный дипломат вице-адмирал Ефим Путятин. Буквально несколько месяцев до этого Путятин вернулся с Дальнего Востока, где, помимо дипломатической миссии в Японии, также занимался описью восточного побережья Приморья. Надо ли говорить, что, узнав о появлении английских карт, Путятин сделал все возможное, чтобы они оказались в его руках.
Вскоре, подкупив печатников, Путятин достал секретные карты и переправил
