Территория Холода - Наталия Ивановна Московских
– Спасатель, – окликает меня Стриж. Рот у него забит чем-то хрустящим. Поворачиваюсь к нему и вижу в руке соседа вафлю, из-за которой он весь перемазался шоколадом. – Ты чего? Как вернулся со своей прогулки, ты сам не свой.
– В мокрой одежде, – тихо замечает Сухарь, приподняв бровь от тетрадки, из которой только недавно вырвал последний лист и скатал его в комок, чтобы запустить в меня.
Недовольно отворачиваюсь. Говорить о том, что случилось в коридоре, мне совсем не хочется. Ни о странном припадке Принцессы, ни… вообще ни о чем не хочется. Зря я выбрался на эту прогулку! Но при мысли больше так не делать, ощущаю почти физическое удушье.
– Он не хочет рассказывать, – пожимает плечами Далай-Лама. – Но явно не потому, что понял, о чем для него эти путешествия. – Он внимательно смотрит на меня. – Или поэтому тоже?
– Ты озвучил одну очень верную мысль, – киваю я. Далай-Лама подается вперед, и я грозно сдвигаю брови к переносице. – Ты сказал, что я не хочу рассказывать.
Он надувает губы, но быстро приходит к выводу, что я прав, и возвращается к книге. В тридцать шестой, похоже, собрались все самые тихие. Вряд ли в этой комнате хоть раз бывали шумные попойки или вечеринки. Впрочем, даже если б они тут проводились, я бы, надо думать, сбегал.
Осознав это, становлюсь еще более недовольным и пялюсь в темноту за окном.
По дорожке кто-то с кем-то прогуливается. Только прибыв в интернат, я такому удивлялся, но теперь уже давно привык. Подумаешь, гуляет кто-то по ночам! Здесь и не такое бывает.
Какая-то мысль промелькивает так незаметно, что я толком не успеваю поймать ее за хвост, но в груди начинает отчетливо ныть. Невольно прикладываю к ней руку, меня тянет согнуться, но этого я не делаю.
Так, ну это уже ни в какие рамки! Не должно было это коридорное происшествие так на меня повлиять. Не могло… Но отчего же мне кажется, что причина моего взвинченного состояния именно в нем?
– Сухарь! – выпаливаю отчаянно. Пока сосед удивленно на меня пялится, я таращусь на него с не менее выразительным видом алчущего в пустыне. – Ты же встречаешься с Белкой из сорок седьмой, так?
Вопрос заставляет Сухаря напрячься и подобраться, как будто он собирается отстоять честь своей дамы.
– Она же, вроде, непростая девчонка. С характером, – упорствую я, чувствуя, что начинаю закипать. – Как ты умудряешься ничего не испортить?
Сухарь прищуривается.
– В каком смысле?
– Ну не совершать ошибок, после которых потом ходишь и думаешь, последняя это была ваша встреча или нет!
– В школе любая встреча не последняя, – дожевывая вафлю, тихо замечает Стриж.
Сухарь осторожно отклоняется назад, будто хочет увеличить и без того немаленькое расстояние между нами.
– А почему ты вдруг спрашиваешь о Белке?
– Для примера, ревнивец, – усмехается со своего места Далай-Лама. – Для примера. Сама она его не интересует, так что ты выдохни.
Бросаю на него предупреждающий взгляд, и он картинно опускает глаза в книгу, хотя теперь тоже прислушивается к разговору. Сухарь остывает и смотрит на меня с сожалением, хотя я совета хотел.
– Порчу, – в сердцах отвечает он. – Еще как порчу. Иногда я вообще не понимаю, чего она хочет. В ее присутствии я становлюсь совсем дурной. И каждый раз кажется, что сделаю что-то не так. Но никогда не знаю, что именно.
Я удивленно смотрю на него. Странно слышать такое от вечно чуткого и внимательного Сухаря, который, кажется, предугадывает желания других раньше, чем они сами понимают, чего захотят.
Сухарь замолкает, причем так сокрушенно, что мне теперь совестно: какого черта я его вообще про это спросил. В разговор вмешивается Стриж, разрушая не успевшую повиснуть тишину:
– Но Принцесса же не такая, – невинно замечает он. – С ней разве можно что-то испортить? С ней, наверное, даже поссориться трудно.
Далай-Лама проницательно буравит меня взглядом, и я надеюсь, что ему хватит мозгов не высказать то, что он обо всем этом думает. Ему хватает.
– С любой девчонкой может быть сложно, – отвечаю я. Голос, правда, звучит так, будто я огрызаюсь, и Стриж расстроенно опускает голову. Что ж такое! Что ни скажи, обязательно кого-нибудь заденешь. А мне же не положено, я же тут чертов «герой».
О чем для тебя эти путешествия?
Вздыхаю и невольно поворачиваюсь к окну, потом смотрю на висящую на спинке кровати черную толстовку, которую давал Старшей, и на душе скребут кошки. Мне не нравится, как все получилось. И хотя я могу найти тысячу и один аргумент, который меня оправдает в собственных глазах, на деле это почему-то не помогает.
Дверь тридцать шестой вдруг открывается, и я подскакиваю. Мне едва удается не дать себе понестись на звук очертя голову.
В дверях глашатаем разочарования появляется какой-то парень. Не сразу понимаю, откуда я его знаю. Лицо вытянутое, руки-ноги тощие, блеклые волосы стоят торчком, глаза темные. Кем бы этот парень ни был, я надеялся увидеть явно не его. Но вслед за ним показывается тот, кого мне хотелось бы лицезреть и того меньше.
– Принимай соседа обратно, тридцать шестая, – улыбается Майор. Как по мне, улыбка у него всегда неискренняя. Он притворяется добряком, а на самом деле я уверен, получает садистское удовольствие от мучений учеников на плацу. Он был бы менее смелым без поддержки администрации, но они с директором попеременно прячутся друг за друга, когда кто-то из них проштрафится.
Слова Майора, сказанные у двери, доходят до меня с легким запозданием и заставляют крепко задуматься.
Соседа, так он сказал. Это же Нумеролог! Как я мог забыть про него? Ведь благодаря ему я, можно сказать, заработал свою кличку. Когда…
Мысли сбиваются, глаза невольно пытаются отыскать за спиной Майора Старшую. И сейчас меня сильнее обычного злит, что она вечно за ним таскается. А еще больше злит то, что в эту самую минуту ее тут нет.
Майор кивает нам всем, задерживает на мне взгляд – я это отчетливо вижу, – и ретируется из комнаты. Нумеролог тоже обращает на меня внимание и подается вперед, чтобы пожать руку и по-человечески познакомиться.
– Привет, Спасатель, – невинно улыбается он, но я соскакиваю с подоконника, отстраняю его с пути и пулей вылетаю из комнаты вслед за Майором.
– Спасатель!
– Ты куда?
Стриж и Сухарь пытаются окликнуть меня, но я уже исчезаю из их поля зрения в темноте коридора. Размытый силуэт в камуфляже мне едва виден, я даже не уверен, что это Майор, а не какая-нибудь
