Территория Холода - Наталия Ивановна Московских
Кукольная красота Принцессы тает с каждый каплей, делая ее похожей, скорее, на Девочку-со-списками из сказки Андерсена. Мне становится ее жалко, на моем лице отражается сочувственная гримаса (как по мне, противная). Старшая же стоит с непростительно каменной миной.
– Что теперь? – повторяю я свой вопрос.
– Что-то она долго.
Ни на миг не поколебавшись, она и сама лезет под ледяные струи душа, чтобы проверить Принцессу. Ни писка, ни шипения, ни даже вздрагивания, будто ей безразличен холод – почти так же, как перспектива простудиться. Как только ее рука дотрагивается до неподвижного тела, Принцесса вдруг сильно дергается и случайно пинает Старшую в живот. Та резко выдыхает и складывается пополам.
– Старшая! – вскрикиваю я, бросаясь к ней.
Принцесса тем временем стонет и начинает дрожать, будто пока не понимает, где находится. Ей бы помочь, но я придерживаю Старшую за плечи и жду, пока она разогнется.
– Ты как? Сильно болит?
– Отстань! – отталкивает она меня и усилием воли распрямляется. – Ничего мне не будет. Вытаскивай ее.
Я понимаю, что мне тоже предстоит полезть под ледяной душ и не уверен, что выдержу это так же стойко, как Старшая. Но делать нечего. Неохотно расстегиваю молнию черной толстовки и набрасываю ее на плечи Старшей, которая начинает дрожать от холода. Она не успевает отмахнуться от меня – я уже лезу в душ за Принцессой. Выключаю воду и протягиваю Принцессе руку, чтобы та встала. Толстовка больше бы пригодилась ей, но я почему-то не подумал об этом…
– Ты как? Пришла в себя?
Принцесса хватает меня за руку, и я помогаю ей встать. Она бросается мне на шею и начинает плакать. Я стою истуканом, затем буквально заставляю себя приобнять ее и осторожно похлопать по спине. Вся одежда у нее мокрая и противно-холодная. Хочется отстраниться, но Принцесса цепляется за меня слишком отчаянно, чтобы я мог себе такое позволить.
– Ну все, все, – улыбаюсь. Ободрение у меня получается лучше, чем проявление нежности, в которой Принцесса так нуждается. – Все уже хорошо.
Принцесса продолжает плакать. Я поворачиваюсь к Старшей и беспомощно смотрю на нее. У нее очень взрослый и усталый взгляд, и почему-то это ее мне сейчас хочется заключить в объятия. Приходится подавить свое нелепое желание и доверить его своей толстовке.
– Надо отвести тебя в комнату, – говорю Принцессе. – Идем.
Она безропотно подчиняется и ничего не говорит.
Старшая следует за нами тенью, кутаясь в мою толстовку. Я рад, что она не пытается мне ее отдать, несмотря на то, что и сам замерз (я уж молчу о Принцессе).
Путь до комнаты на четвертом этаже кажется жутко долгим, и, когда мы добираемся, я не могу скрыть предвкушения от расставания с Принцессой. Она поворачивается ко мне и виновато на меня смотрит.
– Извини, пожалуйста, – лепечет она. – Я… не знаю, что случилось, но я хотела, чтобы этот вечер прошел не так. Я хотела…
Качаю головой, перебивая ее. Мне совсем не хочется слышать, зачем она оказалась в коридоре третьего этажа.
– Не надо, – говорю как можно мягче. – Тебе сейчас лучше отдохнуть и набраться сил. И извиняться тебе не за что.
Принцесса улыбается обезоруживающей улыбкой брошенного ребенка, от которой я чувствую себя последней скотиной, но мелочно отвожу взгляд вместо того, чтобы улыбнуться в ответ.
– Еще увидимся, – выдавливаю через силу.
Принцесса опускает голову и отступает на шаг. Почему-то жду, что она спросит: «Обещаешь?», чтобы меня добить, но она этого не делает.
– Я пойду, – беззащитно улыбается она и, обняв себя одной рукой, открывает дверь и пропадает в комнате.
Старшая прислоняется к стене и устало трет руками лицо. Злорадный облик выветрился, словно его смыло душем и прикрыло моей толстовкой. Теперь вид у нее такой, будто ей стыдно. Совсем слегка.
– А ты в какой комнате? – развожу занавески тишины между нами. Вопрос и вправду интересный: я ведь никогда прежде не бывал в ее комнате. Только она бывала в моей.
Старшая обращает на меня внимание так, будто только что вспомнила о моем присутствии. Во взгляде почему-то нотки затравленности.
– В этой, – тихо отвечает она.
Округляю глаза. Почему-то мне и в голову не могло прийти, что Старшая и Принцесса – соседки. Ничего необычного в этом нет, но я почему-то удивляюсь.
– О, так я… тебя проводил? – глупо усмехаюсь я. Едва это вылетает из моего рта, жду, что Старшая вспылит и отпустит одну из своих колючек, но этого не происходит.
– Выходит, что так, – кисло усмехается она.
Пока я пытаюсь понять, что меня смутило больше, – отсутствие колкости или что-то в ее тоне, – Старшая снимает мою толстовку и протягивает мне.
– Спасибо, – говорит она.
– Даже так? – усмехаюсь я. – Простое человеческое «спасибо»?
Мне это кажется отличной шуткой ровно до того момента, пока Старшая не поднимает на меня испепеляющий взгляд, а я не осознаю, что капитально влип.
– Да, так, – шипит она, распаляясь. – А что, недостаточно фанфар для героя? – Ее речь снова становится ядовитой. – Надо было расплакаться у тебя на шее и губки бантиком сложить? Уж извини, ты не по адресу!
– Слушай, я же не…
– Дорогу назад сам найдешь! – перебивает она, не давая мне договорить.
Я замираю с открытым ртом, в котором спиралью закрутились попытки сгладить конфликт, но Старшая уже явно не настроена меня слушать. Она толкает меня в грудь рукой, в которой все еще сжимает толстовку, отпихивает меня в сторону и заходит в комнату, хлопая дверью так, что я еще несколько секунд слышу в ушах легкий звон.
Стою в темноте коридора с толстовкой в руке и таращусь в дверь, не решаясь ворваться туда и продолжить разговор. Внутри уплотняется дурно пахнущее ощущение, что я непоправимо все испортил.
Глава 17. О позоре, гневных тирадах и гаданиях
СПАСАТЕЛЬ
От прилетевшего мне в щеку комочка бумаги дергаюсь и едва не падаю с подоконника, на котором и так умещаюсь, только если свешиваю ногу и упираю ее в батарею. Далай-Лама отвлекается на мое вздрагивание и оценивающе цокает.
– Где-то там пробегала внутренняя гармония, – кривовато улыбается он. – Ты не терял случайно?
Меня хватает только на то, чтобы выразить свое ворчание одними глазами и снова уставиться в темноту за окном, замерзая под открытой форточкой. Спать все равно не получается. И не получится, даже если заставлять себя. Завтра на уроках опять буду клевать носом, но плевать! На очередной планерке на это обратят внимание нашего воспитателя Папируса, он
