Музыка крыльев - Дэвид Алмонд
Мама осталась в городе. Сказала, что не может сейчас бросить мальчика. Они говорили по телефону в доме Энтони.
— Ты-то в порядке, детка?
— Да, — ответила Сильвия.
— А Габриель? И вся семья?
— Всё хорошо, мам.
Мама откашлялась и заговорила об отце. Он звонил. Он всё ещё в Риме, уплетает спагетти и фотографирует скворцов. И его всё ещё тянет на войнушку.
— Так странно, — сказала мама. — Я там, где все мы когда-то были вместе. Тут была наша общая жизнь. Теперь здесь только я. Ты в лесу, а он у чёрта на рогах и стремится ещё дальше.
— Я скоро вернусь, — сказала Сильвия.
— Я за тобой приеду.
— В субботу митинг у Памятника, — сказала Сильвия. — Я хочу там быть.
— Я тебя заберу, успеем.
— Так ты от него уходишь?
Мама долго молчала, а потом прошептала:
— Прости.
В глазах у Сильвии вскипели слёзы.
— Такова жизнь, — пробормотала она. — Всё меняется.
— Странно, что это говоришь ты, а не я.
— Я люблю тебя, мам, — сказала Сильвия.
— И я тебя. Очень.
Сильвия с Габриелем ходили гулять. Качались на качелях. Находили в лесу залитые солнцем мшистые полянки.
Она показала ему свои рисунки, выскобленные на скале.
— Ты на скале, а я на своей коже, — сказал он. — Мы оба хотим оставить след. Древний след на теле.
— Но тело не скала, Габриель. Тело нежное. Его надо беречь.
Она коснулась его щеки.
— Тело священно, — сказала она.
Прошёл день. И ещё один день.
Она рассказала ему о своих друзьях и о городе.
— Я раньше всегда прятался, — сказал он в ответ. — Учился один в комнате. Раньше…
— Затворник?
— Может, и так. Я убедил себя, что мне нравится, чтобы только я, мои книги, моя башка. — Он пожал плечами. — И моя боль.
— Ты и дальше хочешь так жить?
Он покачал головой.
Он знал всех птиц, все травы и цветы.
Называл без запинки все сопки и речки.
Рассказывал про сражения, которые здесь происходили.
Они вместе грозили кулаками низколетящим самолётам.
И проклинали глухие взрывы, доносившиеся с полигона.
В один из дней они шли-шли и дошли до берега озера — того самого, с затопленной деревней. И опять завели речь о разрушении и созидании. Они понимали, что озеро разрушило деревню, но само оно и его окрестности были прекрасны.
— Что-то умирает, — сказала Сильвия. — А что-то рождается взамен.
Она тряхнула головой. И даже немного поплакала.
До чего же проста и очевидна эта истина. До чего же глубока…
Когда они возвращались, наступила ночь. Небо было усеяно звёздами. Фермерские дома на сопках сияли, как далёкие галактики. На южном горизонте светился Ньюкасл.
Сильвия кивнула в направлении города.
— Смотри, как красиво, Габриель, — сказала она. — В Ньюкасле очень красиво.
— Так же красиво, как здесь? Твой Ньюкасл красив, как лес, как сопки, как озеро, как звёзды?
— Всё это нужно и важно. И город, и вересковые пустоши. И тьма, и свет.
— Может, я и приеду к вам, — сказал он. — Вывезу башку на простор.
— Приезжай, Габриель! Ты нужен и важен.
Наступило субботнее утро. Сильвия прибрала в доме, упаковала одежду, сняла со стен фотографии.
Сложила мамины рисовальные принадлежности. Отдельно завернула скребок, нож, молоток. И полую кость. И фото Андреаса-подростка. Заварила чай, сделала тосты. И стала ждать маму.
Мама налетела как смерч.
— Называется «отдохнула»! — сказала она. — Встала чуть ли не затемно, и сейчас даже присесть некогда, назад кубарем.
Мама положила в папку наброски, которые успела сделать: портреты Сильвии, Андреаса, Энтони, Габриеля и Колина. Холмы, лисица, олень на далёком склоне.
— Не отдохнула, не порисовала… — сказала она.
— Спасибо, что привезла меня, мама.
— Ха! Ты-то как раз сюда и не рвалась.
— Да что я понимала-то?
— А что ты теперь понимаешь?
Сильвия засмеялась.
Она показала маме полую кость.
— Теперь я умею делать вот такое, — сказала она.
— Забавная штучка.
— Сейчас нет времени объяснять, что это. По дороге расскажу.
Они положили вещи в багажник, закрыли дом и пошли по деревне — прощаться.
Энтони они застали у часовни. На приставной лестнице, с молотком в руке.
— Сейчас спущусь, погодите, — сказал он. — Я давно, ещё как сюда переехал, собирался его поправить. Руки не доходили.
Он прижал вторую руку Иисуса к кресту.
Прибил гвоздём. Подёргал: крепко ли держится?
— Теперь порядок. Никуда не денется, — сказал Энтони и спустился на землю.
Из дома вышли Габриель с Колином.
Сильвия и Габриель отошли в сторонку.
Поцеловались.
— Я приеду, — сказал Габриель.
Вернулись оба с пунцовыми щеками.
Энтони с мамой обсуждали, как скоро их семьи встретятся снова.
Все обнялись, попрощались.
На обратном пути завернули к Андреасу.
Постучали. Он открыл.
Попрощались.
Андреас взял Сильвию за руку.
— Спасибо, что выслушала, — сказал он. — И спасибо, что не возненавидела.
— Мы ещё встретимся, — сказала мама.
— Кто знает… — Андреас улыбнулся.
Они сели в машину. Проехали мимо клуба, мимо тотемных столбов, мимо крепко прибитого Христа. Мимо качелей, мимо тропы и дорожного знака с изображением шагающего человечка. Её увозят прочь от леса, тьмы, тишины. От наскальных рисунков и древней музыки. От лисиц, оленей и канюков.
Прочь от прошлого? Нет, Сильвия всё это заберёт с собой.
Оно уже в ней, внутри.
Машина ехала быстро. Вот они уже на гребне холма, и впереди спуск в следующую долину.
На самом верху мама затормозила. Они открыли окошки и посмотрели назад. В вышине парили хищники. И жаворонки. Пониже летали кроншнепы. Трава клонилась под порывами ветра.
Земля простиралась вширь. Небо простиралось ввысь. Без конца и края.
Вдруг на дорогу, прямо перед машиной, выскочила пара оленей. Их тела вытянулись в прыжке — чёткие контуры на фоне неба. Приземлившись, они тут же помчались дальше, топча траву и вереск. Потом замерли, оглянулись на Сильвию с мамой.
До свидания.
Вперёд.
Они съехали вниз, в долину.
Вскоре тёмной полосой на горизонте показалось море. На нём — силуэты кораблей. И ветряков с вращающимися лопастями. И рваный абрис замка Данстанбург на утёсе.
Вот и холмы остались позади. Вокруг — заброшенные угольные шахты.
— Может, музыку включим? — спросила мама.
— Я сама сыграю! — сказала Сильвия.
Она достала полую кость, поднесла её к губам… Звук. И ещё звук.
— Дщерь! Какой удивительный инструмент!
— Мы с Габриелем сделали его из птичьей кости.
— Как это?
Сильвия заиграла. Нежно-нежно. Но достаточно громко, так что шум двигателя не заглушал музыку. Мама вздохнула.
— Это очень красиво. Намного лучше, чем старая хриплая магнитола.
Сильвия искоса взглянула на маму. Что-то мама слишком разволновалась.
— Мам, всё хорошо?
— Да. Конечно. Играй-играй!
— Но ты всё же смотри
