Альма. Неотразимая - Тимоте де Фомбель
– Мадемуазель, я думал… Ваше письмо не дошло. Бог ты мой! Мне сказали, дня через два-три…
– Успокойтесь, Крюкан, – говорит она.
– А ваш отец, мадемуазель! Глубочайшие соболезнования.
– Откуда вы знаете про отца, если не получали письма?
– Это второе письмо затерялось!
– Других писем я не писала.
– Я про то, где вы сообщали о своём приезде и просили задержать корабль для вашего крёстного.
Амелия сбита с толку.
– Снова он?
– Бог ты мой! Так вы не знали? – восклицает Крюкан, радуясь, что сейчас устроит ей сюрприз. – Он здесь! В главном доме. Прибыл сегодня с двумя слугами. А завтра уезжает. Он и не рассчитывал вас застать.
Амелия оборачивается на Авеля Простака, который смотрит на неё как вынырнувший из воды охотничий пёс. Может, ему и не померещились те лошади-призраки.
12
Пираты держат слово
Четверо мужчин приближаются к главному дому. Они окружают его, с ружьями наготове. Идут пригнувшись, чтобы не заметили из окон. Здание квадратное, каждая сторона – шагов двадцать пять. Крюкан заходит с южной веранды. Справа, вдалеке, он видит тень Авеля Простака. Его не слишком обнадёжило то, как юный кучер взял в руки ружьё – будто не знает, что с ним делать. Две другие стороны дома – за Томассеном и Гаспаром.
Амелия возникает за спиной Крюкана. Она с самого начала незаметно шла за ним.
– Возвращайтесь назад, – говорит он.
Амелия даже не трудится ему возражать.
– Не убейте их, – приказывает она.
Люк де Лерн… Когда Лазарь Гардель назвал это имя, ей показалось, будто оно вылетело из библиотеки отца, из легенд про Мэри Рид и Рэкхема. Что нужно этим трём пиратам, которые всюду опережают её, куда бы она ни направилась? Откуда такой страстный интерес к её делам? Ей начинает казаться, что они ищут ответ на тот же вопрос, что и она: куда исчезло всё состояние Бассаков? Великана она решила оставить лишь потому, что он был с ними. У него найдётся, что ей рассказать.
Вдобавок ей запомнился Жозеф Март: как он сидел перед ней в передней и смотрел прямо, хотя испанский лакей из него никудышный.
Кажется, будто главный дом ещё спит. Крюкан с командой теперь готовы войти. Слева от управляющего надзиратель Гаспар собирается влезть в ближнее к юго-западному углу окно. Комната, где спят самозванцы, с другой стороны, но, если они побегут сюда, он застанет их врасплох. Крюкан, миновав четыре ступени, поднялся на веранду. Он идёт вдоль стены, с ружьём наизготовку. Амелия не отстаёт. В темноте она впервые смотрит на свой будущий дом.
Первым дошёл Авель Простак. На весь фасад – он один. Дождь стихает. Он ждёт, прижавшись спиной к стене. Крюкан сказал, что те, кого они ищут, спят за этим окном. Ружьё в руках такое тяжёлое. Палец дрожит на спусковом крючке. Окно приоткрыто, оно затянуто светлой тканью, которая на острове часто заменяет стекло. Авель думает о том, что он сделает, если окажется лицом к лицу с Жозефом.
Вдруг на полотне возникает тень. Она растёт. Авель отшатывается.
– Это я! – кричат из-за окна.
Авель Простак падает на спину. Ружьё стреляет вверх.
– Бог ты мой! – орёт Крюкан. – Да он рехнулся! Я же сказал: «Это я»!
Оконные створки распахиваются. На управляющего сыплются мокрые щепки. Авель попал в дранку: тонкие пластинки из древесины тамаринда, которыми вместо черепицы покрыт дом.
Следом в пустой комнате возникают Гаспар с Томассеном. Они перерывают матрасы и простыни.
– Они ушли, – говорит Амелия.
* * *
На пол-льё ниже «Красных земель» три всадника мчатся в ночи вдоль реки Госселин.
Жозеф на одной лошади с Люком. И держит поводья другой. Альма скачет галопом далеко впереди.
– Она злится, – говорит Люк. – И я знаю в точности, что у неё на уме.
– Что у неё на уме? – спрашивает Жозеф.
Он задаётся этим вопросом каждую секунду, с той самой ночи, когда нашёл её среди припасов на борту судна, где она пряталась со своим луком.
Прежде чем рвануть вперёд, Альма лишь крикнула, что в ящиках, которые они заставили её обыскать, никакого сокровища нет. Всё было впустую!
– Она только что спасла нам жизнь, – говорит Люк, – а мы слишком долго вынуждаем её рисковать собственной. Вот что её так злит.
Это правда. Без неё их бы схватили. Они думали, что у них несколько дней форы перед Амелией Бассак. Это Альма забрала лошадей и подвела их к окну комнаты, где они спали. Она разбудила Люка с Жозефом в последнюю секунду.
– Из-за нас она только теряет время, – говорит Люк.
Жозеф смотрит на небо. Для него, напротив, каждый миг, проведённый где-то поблизости с ней, – не потеря, а находка. Он запрокидывает голову. Наконец-то свежий ветер. Они срезали по реке. От их галопа над головами туман из брызг.
– Малыш… – говорит Люк.
– Да.
– Можно дать тебе совет?
– Нет.
Люк улыбается. Он ответил бы так же.
– Не привязывайся к тем, кто слишком смотрит вдаль.
Жозеф делает вид, будто ничего не слышал. Скачущая впереди Альма больше не скрывает свою злость, но дело не в опасности и не в потраченном времени. И даже не в том, что сокровище Люка с Жозефом для неё такое же тяжёлое и холодное, как для рабов – кандалы на ногах. Её сокровище зовётся Ламом. И оно совсем не ранит, когда виснет на шее.
Альму терзает другое. Она знает, что давно могла бы уйти. Но выбрала остаться.
Она чувствует: что-то невидимое держит её – и не знает, как назвать эти кандалы.
* * *
Весь следующий день они проводят верхом на лошадях. Никто не решается признаться, что устал. Альма и её попутчики скачут друг за другом, будто ничего не замечая. Несутся галопом. Это глупый, бесконечный поединок – как всегда и бывает, когда ссорятся друзья. Но, выехав на закате к большому озеру, все наконец сдаются.
Трава по берегам выгорела. Горы вокруг сухие и все в кактусах. Альма сидит в стороне, под деревом, потрёпанным то ли ветром, то ли дятлами-плотниками. Темнеет быстро, как и в её краях – как в долине Изейя. Она видит, что Жозеф, у самой воды, то и дело оглядывается на неё. Они предложили ей поужинать вместе, но она сказала, что не голодна.
Она заново учится ни в ком не нуждаться. И всё поёт, с закрытым ртом. Мета песни поселилась в ней рядом с метой охоты. Песня идёт изнутри. Альма сдерживает её, не давая добраться до губ. Она не знает, как та вошла в неё вдруг, в чреве
