Альма. Неотразимая - Тимоте де Фомбель
– Одиннадцать лун, Альма, с того самого дня! Одиннадцать лун я отдалялась от ручья. Как я найду к нему путь? Я ушла мыться, пока все ещё спали. Мне даже не дали одеться.
– Путь есть всегда, – говорит Альма. – Смотрите!
Она суёт руку за ворот рубахи. Ищет прижатую к телу карту мира.
– Смотрите.
Она достаёт, расправляет промокшую карту, водит тонкими пальцами над морем.
– Путь есть, говорю вам.
Они смотрят. Нагибаются над картой. Но никто не узнаёт на мокром листке свой край. Где леса, поля, тропинки, протоптанные в траве или глине? Где родители, которые ждут их на пороге, приставив ко лбу ладонь, чтобы солнце не мешало смотреть вдаль? Где они?
Жёлтый луч пересекает внутренность склада и исчезает. Альма спешно прячет карту. Знаком она просит всех пригнуться и не двигаться. Умна смотрит, как она обходит гору сухих стеблей, направляясь к воротам. Чуть погодя Альма возвращается. И садится рядом со всеми на корточки.
– Снаружи свет и голоса, как раз там, где я должна спать. Наверняка они меня ищут.
– Иди, – говорит Умна. – Ты, у которой есть путь. Помнишь, что я говорила: «Однажды ты вспомнишь о нас. Ты – две половинки своего народа. Ты – те, кто исчезнет, и те, кто будет вспоминать».
Альма берёт Умну за руки.
– Я буду вспоминать.
Не распрямляясь, она обходит на корточках остальных и так же берёт каждого за руки. И каждый говорит ей по слову на своём языке, сжимая ладонь.
* * *
Авель Простак светит внутрь конюшни. Голова и плечи у него укрыты холщовой накидкой, вода стекает с неё на солому. Он разглядывает клеймо на коровьем боку. Читать Авель почти не умеет, но всё же узнаёт две переплетённые буквы. Выжженные калёным железом «К» и «З» означают «Красные земли». Он чуть поднимает лампу. Здесь, под навесом, две коровы, несколько мулов, но главное, слева стоят три взрослые лошади, которых он сперва не заметил.
Он протискивается между животными, с большим трудом отпихивает мула, который врос в землю, точно дубовый комод. И наконец подходит к лошадям. Он застывает. Смотрит на них. Это те самые рыжие лошади, которых он видел несколько дней назад возле трактира «У Милой Хозяйки». Точно они.
Авель скорее выходит и бежит под дождём на свет, мерцающий в ночи чуть поодаль.
Амелия Бассак и мадам де Ло сидят под одним куском брезента, по которому барабанит дождь. Спереди повозки висит большой фонарь на китовом жиру, чадящий чёрным дымом.
– Ну что?
– Это здесь, – говорит Простак, – «Красные земли»! Мы на месте. На животных клеймо.
Замёрзшая, задыхающаяся от дыма мадам де Ло обмахивается перчаткой, стуча зубами.
– Садитесь! – велит Амелия Простаку. – Везите нас к главному дому, он должен быть за тем холмом.
В голове у неё все планы местности, каждый дюйм её владений, хотя она и видит их впервые.
– Скорее, Простак, – торопит она.
Амелия оглядывается, проверяя, на месте ли два раба с ребёнком в залитой водой повозке.
– Постойте! Лошади… – говорит Авель, не сдвинувшись с места.
– Какие ещё лошади? – спрашивает Амелия.
Авель стоит, прикрывшись накидкой, он колеблется: а вдруг ошибся? Кони в упряжке бьют копытом.
– Там в хлеву, – говорит он, – лошади из Кап-Франсе. Три рыжие лошади.
Секунду Амелия молчит, потом отдаёт брезент гувернантке и спрыгивает в грязь. Она бежит в темноте, Авель за ней следом. Он пытается догнать её, чтобы укрыть от дождя. Но поздно: Амелия входит в тесный сарай. Он идёт за ней с фонарём и замирает как вкопанный.
– Где они? – удивляется он.
– Это вы меня спрашиваете, Простак?
Оба запыхались и промокли насквозь.
– Они были здесь, мадемуазель Бассак, я сам их видел.
– Мулы, коровы… Лично я ничего больше не вижу. Из-за тебя мы теряем время, а мадам де Ло вот-вот умрёт от холода.
– Честное слово…
Простак топчет солому на том месте, где они стояли.
– Три рыжие лошади. Я трогал их собственными руками.
Амелия уже уходит. Авель в растерянности озирается.
– Они были здесь.
Он семенит за девушкой под дождём.
Уже подходя к повозке, Амелия замечает двух мужчин в широкополых шляпах: они говорят с мадам де Ло.
Заметив Амелию, оба поворачиваются к ней. Они при оружии.
– Крюкан? – спрашивает она.
Мужчины снимают шляпы. Амелия стоит прямо перед ними, мокрые волосы облепили ей лицо. Дождь льёт как из ведра. У одного из мужчин кожа тёмная, у другого светлая. Оба смотрят на неё. Они не могут поверить давешним словам мадам де Ло. Фамилия Бассак не связывалась для них ни с чем материальным, это было нечто умозрительное, вроде имени короля или Пресвятой Девы.
– Вы Крюкан? – снова спрашивает Амелия.
– Нет, – отвечает белый мужчина. – Я ваш главный сахаровар.
– Томассен?
Он краснеет. Пресвятая Дева знает, как его зовут.
– Мы с Гаспаром, – говорит он, – увидели свет фонаря на вашей повозке и подумали, вдруг это воры.
Амелия разглядывает Гаспара. Он надсмотрщик в «Красных землях»: свободный темнокожий, чья задача – заставлять полторы сотни здешних рабов трудиться. Она знает, что он немногословен, но все его боятся.
– Мы бережёмся. По ночам мароны иногда выходят из лесов, чтобы угнать скот, – продолжает Томассен, – так что мы начеку.
Мадам де Ло дрожит всё сильнее. Мароны – это беглые рабы, которым удаётся выживать небольшими общинами в горах.
– Где Крюкан? – спрашивает Амелия.
– Он ночует в главном доме, вместе с вашим крёстным.
– С моим крёстным?!
Амелия смеётся, несмотря на дождь.
– То есть, – мнётся Томассен, – с вашими… вашими гостями.
– Моими гостями?
Амелия прикрывает рот ладонью и поворачивается к мадам де Ло.
– Вы слышите? Ко мне уже гости. Да жизнь тут кипит! Видите, мадам, вы здесь не заскучаете.
Смех Амелии обрывается, и она велит Томассену:
– Приведите мне Крюкана.
Он исчезает.
Надсмотрщик Гаспар тем временем обходит повозку. Он почуял Нао, младенца и великана. Ружьём он приподнимает край ткани. У него особый нюх. Так что ни одному рабу не затеряться, не спрятаться, чтобы перевести дух и дать отдых рукам или пояснице, – хоть в зарослях тростника, хоть на дне телеги.
– Мужчина, женщина и ребёнок, – говорит Амелия за его спиной.
– Отведу их к тем, что прибыли?
– Пока оставьте их здесь. Мужчина ранен.
Гаспар опускает ткань, потеряв интерес. Раненый раб для него всё равно что не существует. Мадам де Ло, обернувшись, кричит ему:
– Вы не станете привередничать, когда его увидите. Это не человек, а скала, это…
Чей-то крик. Крюкан уже бежит под дождём, обгоняя Томассена. Он
