Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
Оставив в Катта-Кургане батальон и два орудия, он со всем остальным отрядом и артиллерией немедленно выступил к Самарканду. Дорога была совершенно свободна; кишлаки по-прежнему пусты, нигде ни души, только в долине, в садах, бродили толпы безоружных жителей.
Отряд переночевал в кишлаке Карасу, на половине расстояния между Катта-Курганом и Самаркандом. Там к Кауфману явился бек Джаны-Кургана, сообщивший, что Самарканд осадили сыновья эмира и шахрисабзские беки. Рано утром Кауфман продолжил движение. В полутора десятка верстах от Самарканда отряд остановился на привал. Со стороны Самарканда была уже слышна канонада. На привале Кауфман, наконец, получил донесение майора Штемпеля, которое передал верный казах. Чтобы противник не мог его прочитать, Штемпель писал по-немецки: «Мы окружены, штурмы непрерывны, потери большие, нужна помощь…»
После этого отряд двинулся вперед уже почти бегом. К вечеру Кауфман подошел к садам Самарканда, наполненным шайками мятежников. При виде русских войск многие мятежники начали разбегаться во все стороны.
Утром 8 числа командующий лично повел отряд с песнями и барабанным боем в Самарканд. Колонны солдат двинулись по узким улицам Самарканда, обращая в бегство толпы вооруженных самаркандцев. Одновременно сделал вылазку и гарнизон. С городских мечетей по нашим палили из фальконетов.
– Непорядок! – мотнул своей белобрысой головой подполковник Назаров. – Надо их оттуда выкурить!
Сказано – сделано! Солдаты мгновенно ворвались в мечети и перекололи штыками их защитников.
В это же время герой Ташкента полковник Абрамов со своей колонной разгромил огромную толпу китай-кипчаков, заставив их бежать на северный берег Зеравшана.
К полудню наши колонны полностью зачистили город от мятежников. Теперь Самарканд являл собой груды развалин, над которыми клубился дым. Повсюду валялись горы трупов, обгоревших скелетов и человеческих костей…
* * *
Всего наши потери за все время обороны Самарканда составили 180 офицеров и солдат. Ранены были почти все. Что касается самой беспримерной шестидневной обороны цитадели Самарканда, то она заняла почетное место в летописи славных дел нашей армии. «Шесть дней защиты Самарканда, – писал впоследствии историк русской армии Антон Керсновский, – навсегда останутся блистательной страницей в летописях и традициях туркестанских войск».
Героический гарнизон Кауфман поблагодарил следующим приказом: «Храбрые войска гарнизона самаркандской цитадели! Шагрисабские войска и массы вооруженных городских и окрестных жителей, увлеченных возмутителями, возымели дерзкую мысль уничтожить вас. Они ошиблись и наказаны. Вас руководили долг, присяга и честное русское имя. Больные и раненые, могущие стрелять и колоть, все были в строю, на стенах и в вылазках. Распорядительный, храбрый комендант и все господа штаб– и обер-офицеры были с вами всегда, руководили вами и разделяли ваши опасности. Их распорядительность, а ваша храбрость и стойкость сделали ничтожными все попытки неприятеля. Вы не уступили ему ничего. Вы бились семь дней, и когда на восьмой я пришел к вам – все были так бодры и веселы, что нельзя было мне не любоваться, не гордиться вами! Помяните доброй и вечной памятью падших во время этой славной семидневной обороны цитадели. А вам молодцам – спасибо за службу»!
На похоронах погибших Кауфман сказал слова, облетевшие вскоре всю Россию:
– Здесь русская земля, в которой не стыдно лежать русским костям!
Следует сказать, что в первый же день солдаты попросили отслужить молебен за здоровье подполковника Назарова как своего главного спасителя. При этом Назаров был строг к нарушителям порядка и воинской морали. Когда на его глазах подвыпивший солдат подошел к валявшемуся трупу мятежника и, глумясь, со всего маха воткнул штык в глаз, да еще повернул, так что в черепе скрипнуло, проходивший мимо Назаров вспылил.
Подбежав к солдату, он отпустил ему увесистую оплеуху:
– Ах, ты подлец, над мертвым издеваться!
…В тот же день к Кауфману явились с повинной аксакалы. С ними теперь не церемонились. Руководители мятежа тут же были выявлены, приговорены к казни и расстреляны.
К сидевшему на стуле посреди дворцового двора Кауфману подтаскивали очередного главаря.
– Расстрелять! – устало кивал головой генерал-губернатор. – Расстрелять! Расстрелять!
В наказание Кауфман приказал… сжечь городской базар, а за измену, по старой военной традиции, отдать город на три дня на разграбление. Женщинам и детям, впрочем, было разрешено уйти.
Уже через сутки жители Самарканда запросили пощады и получили ее. Спокойствие и порядок были быстро восстановлены. Самарканд стал очищаться от костей и пепла.
Вскоре солдаты уже пели кем-то сочиненное на злобу дня:
Вот со всех сторон коканцы,
Близко лезут к нам поганцы, —
Кинулись в упор.
Эх, да, кинулись в упор!
Закатили в них картечью,
Посшибали башки с плеч,
На поддачу – пуль.
Закричали, заревели,
Опять было налетели,
Да скусили гриб.
Эх, да скусили гриб!
Видят, – жутко, салмоеды,
Им хотелося победы,
Но не удалось!
Тем временем мятежные шахрисабцы бежали за горы, понимая, что пощады им после всего содеянного не будет. Последним ушел с остатками сил Абдул-Гафар, до последнего стоявший с 15-тысячной конницей против Яны-Кургана.
* * *
Получив известие о разгроме своих войск, эмир Музаффар бежал в пески Казылкума, боясь по пути заезжать даже в преданные ему кишлаки. Для успокоения народа эмир послал в Бухару сердара Наджмуддина-ходжу. Когда Наджмуддин-ходжа подъехал к воротам Дерваз-Мезар, озлобленный народ бросился на него, угрожая смертью за преданность эмиру. Увещаниями Наджмуддин-ходжа все же кое-как успокоил толпу, а большой обед, данный им народу, восстановил в Бухаре некоторое спокойствие. Тогда и эмир после трехдневного укрывательства в голодной степи, где ему пришлось испытать всевозможные лишения, не исключая даже недостаток воды, приехал в Кермине. Жители Кермине приняли его неохотно.
Тем не менее благодаря влиянию преданных беков эмиру удалось собрать там совет беков. Решали, что делать дальше. Наджмуддин-ходжа энергически доказывал необходимость заключения мира с русскими. После этого большая часть беков согласились, что дальнейшая борьба с русскими бесполезна. Сеид-Музаффар окончил заседание совета словами:
– Теперь мне остается только одно: собрать все войска, оружие и орудия, отдать все это Белому Царю и просить, чтобы он позволил мне отправиться в Мекку на покаяние. Я чувствую, что смерть моя близка.
Что и говорить, блистательный план Кауфмана увенчался успехом. Неприятель был полностью разбит и теперь фактически капитулировал. Отныне все Бухарское ханство было в наших руках. Но, увы, войск для занятия Бухары у нас просто не было…
К 10 июня в Самарканде у Кауфмана имелось всего две тысячи штыков и три казачьих сотни да 16 орудий. На спокойствие со стороны Шахрисабза рассчитывать
