Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
Наши потери в первый день штурма были велики – два офицера и двадцать солдат убиты, четыре офицера и более пятидесяти солдат ранены. Под утро атаки стихли. Офицеры и солдаты переводили дух, понимая, что грядущий день не сулит им ничего хорошего.
* * *
Утром 3 июня мятежники возобновили обстрел по внутренней площади и стенам цитадели. Едва рассвело, огромные массы мятежников с горящими головнями и мешками пороха снова бросились к Самаркандским воротам и, несмотря на разрывы ручных гранат, ружейный и артиллерийский огонь, сумели их поджечь. Потушить ворота было уже невозможно, и они сгорели. Тогда штабс-капитан Богаевский предложил заложить сгоревшие ворота мешками с землей, оставив лишь амбразуру для орудия. Так и сделали. Мятежники пытались было еще раз атаковать, но, осыпанные картечью из орудия, бежали, оставляя горы трупов. Более в тот день у Самаркандских ворот атак уже не было.
Зато в пять утра сартам удалось проломать в нескольких местах крепостную стену левее Бухарских ворот. Узнав о прорыве, к пролому бросился подполковник Назаров. Там он застал толпу растерянных солдат. Те, увидев офицера, обрадовались.
– Как дела, братцы? – спросил Назаров.
– Врываются, ваше высокоблагородие, врываются!
– Ничего страшного, – успокоил их Назаров. – Не бойтесь, теперь с вами я!
Успокоив солдат, Назаров взял командование в свои руки. Тут же у пролома объявился в сером пальто нараспашку и пуховой шляпе набекрень Верещагин, ища глазами хоть какое-то оружие. Внезапно мимо него пробежал смертельно раненный солдат, держась рукой за грудь:
– Ой, братцы, убили! Ой, убили! Ой, смерть моя пришла!
– Чего кричишь-то, сердешный, ложись! – крикнул ему ближний товарищ, но бедняга побежал дальше, а затем, пошатнувшись, упал замертво.
– Вот вам и ружье, и патроны! – кивнул на убитого Назаров.
Этому сюжету Василий Васильевич впоследствии посвятит картину «Смертельно раненный».
Из воспоминаний художника: «Я взял ружье от первого убитого около меня солдата, наполнил карманы патронами от убитых же и 8 дней оборонял крепость вместе со всеми военными товарищами и… не по какому-либо особенному геройству, а просто потому, что гарнизон наш был уж очень малочислен, так что даже все выздоравливающие из госпиталя, еще малосильные, были выведены на службу для увеличения числа штыков – тут здоровому человеку оставаться праздным грешно, немыслимо».
Бой шел непрерывно, и вскоре большие потери начали оказывать гнетущее впечатление на солдат.
– Всем нам тут помирать! О, Господи, наказал за грехи! – переговаривались они между собой. – Выберемся ли уже живыми отсюда?
В это время примчавшийся в коляске артиллерийский капитан Михневич привез несколько ящиков гранат.
– Разбирайте скорее! – крикнул Назарову. – А я за новой партией!
Солдаты гранаты разобрали, но высовываться из-за стен боялись, так как пули жужжали прямо над головами. Несколько посланных Назаровым так и не сдвинулись с места, ведь высунуться – значило верную смерть. И тогда на стену полез Верещагин.
– Василий Васильевич, не делайте этого! – крикнул снизу Назаров.
Но было поздно. Спрятавшись за зубцом стены, художник отдышался, затем резко выпрямившись, привстал над зубцом и в течение нескольких мгновений обозрел поле боя. Едва он снова спрятался за крепостной карниз, рядом, выбивая щебень с камней, ударило несколько пуль.
– Слева за стеной толпа готовится к штурму! – крикнул Верещагин Назарову. – Минут через пять будут атаковать!
– Приготовить гранаты! – приказал Назаров. – Бросать через стену! Раз-два-три!
И через стену в самую гущу столпившихся для атаки мятежников полетел сразу десяток гранат. Раздались взрывы и истошные вопли – атака была сорвана.
* * *
Тем временем сарты все же ворвались сквозь сгоревшие Самаркандские ворота внутрь цитадели. Завалы из мешков они раскидали, а захваченнную пушку пытались утащить к себе.
– Братцы! Пушку забирают! – раздался чей-то отчаянный крик.
Художник Верещагин без шапки, с развевающимися волосами выбежал из рядов оборонявшихся:
– Сюда, ребята! Кто со мной?!
И побежал к Самаркандским воротам.
За ним следом устремился подполковник Назаров. Выглядел он нелепо – в желтой шелковой рубашке, с чехлом вместо фуражки на голове, с револьвером в одной руке и шашкой – в другой. Быстро бежать мешали то и дело спадавшие с ног больничные тапки:
– За мною, ребята! Ура!
Надо было немедленно контратаковать, но солдаты, увидев несущиеся на них толпы, внезапно оробели и остановились. Сорвавший голос Назаров лупил их плашмя шашкою по затылкам, но солдаты только пятились. Видя это, Верещагин бросился вперед с ружьем наперевес и крича во все горло:
– Братцы, за мной!
Это был поступок самоубийцы. Тут же за художником с саблей кинулся Назаров, за ним несколько унтер-офицеров и старых солдат. Началась отчаянная рукопашная схватка. Наши работали штыками и прикладами, как заведенные автоматы. Видя это, к храбрецам присоединились и пришедшие в себя остальные солдаты. Рукопашная свалка стала всеобщей. Наконец, бухарцы не выдержали мясорубки и отхлынули. Наши, вырвавшись из ворот наружу, еще некоторое время их преследовали, но затем, боясь окружения, вернулись. Все пространство вокруг Самаркандских ворот было завалено вражескими трупами.
– Это мы сегодня накололи! – удивлялись солдаты. – Аж самим не верится!
Но и у нас было немало убитых и раненых. Нескольких чересчур увлекшихся солдат бухарцы все же окружили и схватили, а затем, обезглавив, бросили.
После неистовой рукопашной приходил в себя и Верещагин. То, что сам он остался цел во время отчаянной вылазки за крепостные ворота, художник считал большой удачей. Впоследствии он вспоминал: «У меня за этот штурм одна пуля сбила шапку с головы, другая перебила ствол ружья, как раз на высоте груди – значит, отделался дешево».
Много неприятностей доставляли тянувшиеся вдоль внешней стороны крепостной стены сакли, в которых разместились бухарские стрелки. В очередной рукопашной у ближайшей сакли Верещагин схватился со здоровенным сартом. Хорошо на помощь вовремя подоспели наши солдаты – сарта прикололи, а художника выручили.
Однако радоваться было рано. В десять утра толпы фанатиков все же ворвались в цитадель сразу с двух сторон – со стороны провиантского склада и в пролом недалеко от Самаркандских ворот. Понимая, что счет пошел на минуты, три десятка легкораненых солдат, схватив ружья, бросились к провиантскому складу. Объединившись там с обозниками, писарями и музыкантами, они вступили в отчаянный рукопашный бой.
Вскоре к раненым и обозникам подоспела посланная Штемпелем команда артиллеристов с ручными гранатами.
