Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
Усталость была так велика, что в конце сражения солдаты не могли держать в руках ружья и стреляли с плеч впереди идущих товарищей. Чтобы получить понятие о степени усталости солдат, приведем рассказ Искандер-хана, который с любопытством наблюдал за нашими солдатами во все время дела. Он говорил: «Следуя во второй линии, я посмотрел на одного солдата третьего батальона, который, не будучи в состоянии двигаться (хотя это было под перекрестным огнем), лег на спину и поднял кверху ноги. Солдат, заметив, что я на него пристально смотрю, думал, что я плохо о нем думаю.
«Эй, тамыр! – крикнул солдат – айда вперед! Я не трус, я сейчас побегу».
И вслед затем солдат вскочил на ноги и побежал догонять свою роту». В ходе сражения у нас погибло 63 человека, в то время как бухарцы недосчитались более десяти тысяч.
Когда подъехавший Головачев поздравил Кауфмана с одержанной победой, тот задумчиво ответил:
– Между прочим, Николай Никитич, бухарцы приобретают навык в бою. Они уже встречают атаки атакой, вступают в рукопашный бой, организуют правильное отступление с цепью отстреливающихся стрелков… Все это нам надо принять во внимание при дальнейших действиях.
Головачев расправил свои знаменитые усы, о пышности которых ходили легенды:
– Надеюсь, больше нам никто противостоять уже не сможет!
Объезжая батальоны, Кауфман увидел у штабс-капитана Каразина в руке только один эфес от сабли. Притворно сдвинув брови, сказал ему:
– Вы испортили свое оружие, поручик, а это не есть хорошо! Но… наказывать не буду и пришлю вам другое!
На следующий день Каразин получил от генерал-губернатора золотое оружие с надписью «За храбрость».
Тогда же генерал-губернатор лично сделал рекогносцировку местности вплоть до высот Зера-Тау. Ни казаки, ни джигиты, поднявшиеся на гребень высот Зера-Тау, противника не обнаружили. Зато нашли большое стало баранов, которые оказались очень кстати, так как запасы провианта в отряде были ограничены.
Путь в Бухару был открыт, тем более что лазутчики доставили сведение – у эмира всего осталось только двести человек конвоя, с которым он трепещет в Кермине.
Но в полдень прискакавший из-под Самарканда гонец рассказал, что в Самарканд ворвались шахрисабцы и гарнизон из последних сил отбивается от них в городской цитадели.
Глава шестая
Что же в это время на самом деле происходило в Самарканде? Проводив Кауфмана, майор Штемпель с чисто немецкой пунктуальностью приступил к исполнению комендантских обязанностей. Прежде всего, он приказал пополнить запасы воды, сделал переучет провианта, лично осмотрел оставленный боезапас в двести с лишним тысяч патронов. Недовольным остался комендант посещением госпиталя, в котором насчитал едва ли не полтысячи больных и раненых, т. е. столько же, сколько насчитывал сам гарнизон.
Помимо майора в крепости был оставлен (причем не по своей воле) и командир 9-го Туркестанского линейного батальона подполковник Назаров. Подполковник был воином опытным. Участвовал в Венгерском походе, дрался с турками на Дунае в Крымскую войну, воевал на Кавказе с горцами. Уже в Туркестане участвовал во многих стычках с кокандцами и бухарцами. Особо отличился Назаров при штурме Ходжента, где командовал общим резервом и первым занял городскую цитадель, затем при штурме Бухарской крепости, когда под убийственным огнем овладел несколькими орудиями. В сражении с бухарцами под Самаркандом на Чапан-Атинских высотах Назаров успешно командовал центром наших войск. За боевые дела подполковник имел ордена Анны 3-й степени с бантом, Станислава 2-й степени с короной и Георгиевский крест 4-й степени. Знавшие Назарова вспоминали, что он был отчаянным матерщинником, а «храбр какой-то особенной, залихватской храбростью».
После занятия Самарканда Назаров был назначен в подчинение полковнику Пистолькорсу для преследования отступающих бухарцев. Однако Назаров отказался выполнять какой-то приказ Пистолькорса. Что именно произошло между офицерами, в точности неизвестно, но произошел скандал. Узнав об этом, генерал Кауфман арестовал Назарова, заключив его на гауптвахту в Самаркандскую крепость. Отсидев несколько дней, подполковник вышел из-под ареста и тут же снова громко поскандалил с полковником Абрамовым. После этого, чтобы избежать наказания, он срочно лег в госпиталь, сославшись на болезнь. Впрочем, возможно, он и на самом деле был переутомлен непрерывными боями. Отсюда и раздражительность, и срывы. Именно поэтому Назаров не ушел из Самарканда с основными силами, а остался долечиваться.
Отстраненный от должности Назаров был несомненно обижен. Когда Штемпель вошел, подполковник лежал на походной кровати и курил сигару, пуская дым замысловатыми кольцами. На вошедшего Штемпеля Назаров не отреагировал.
– Могли бы и поприветствовать, – недовольно высказался Штемпель. – Все же я сейчас комендант Самарканда и, следовательно, ваш начальник!
– Никакой ты мне не начальник, а потому говорить с тобой не желаю! – грубо ответил Назаров и, демонстративно повернувшись к Штемпелю спиной, продолжил курение сигары.
Покинув палату, Штемпель решил, что обязательно напишет соответствующую докладную на имя Кауфмана, когда тот вернется. Прощать нанесенную обиду он был не намерен.
Чтобы солдаты не сидели без дела, Штемпель заставил их закладывать проломы в стенах и снаряжать старые бухарские гранаты, авось пригодятся!
Рачительный Штемпель нашел применение и старым бухарским пушкам, которые тоже поставил на стенах. Две батарейные и две трофейные бухарские пушки, а также мортиру он оставил в резерве.
Пока в самом городе было тихо, лишь местные узбеки зло посматривали на проходящих мимо солдат и офицеров. А вот сведения из окрестностей были уже тревожными. Там начали скапливаться толпы шахрисабцев, китабцев, ургутцев, найманов и китай-кипчаков, собиравшихся со всех сторон на призывы мулл идти освобождать священный город.
Надо сказать, что лазутчиков у Штемпеля, ввиду его малого нахождения в должности, было очень мало, и о намерениях местных он почти ничего не знал. К тому же местные аксакалы, приходя по разным делам, старались уверить Штемпеля, что в городе все совершенно спокойно.
Первые признаки грядущей бури проявились вечером 1 июня. Тогда к Штемпелю заявилось несколько аксакалов, которые попросили послать солдат, чтобы прогнать шахрисабцев, так как те якобы хотят ворваться в город через Хаджиарарские ворота. Поверив аксакалам, Штемпель послал майора Альбедиля с пехотной ротой, но Альбедиль никого у ворот не обнаружил и вернулся обратно. В это же время наблюдатели с крыши дворца эмира обнаружили на Чапан-Атинских высотах большие толпы. Взобравшийся на стену майор Серов озабоченно крутил седой ус, бормоча:
– Вот так штука, вот так штука!
– Неужели так плохо? – спросил его подошедший художник Верещагин.
– Пока еще ничего, но у нас пятьсот человек гарнизона, а у халатников, по моим сведениям, за двадцать тысяч! – ответил озадаченный Серов. – Пойду предупрежу Штемпеля!
Положение и впрямь было хуже некуда…
Поднявшись на стену и
