Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
Час спустя последовала уже бешеная атака Бухарских ворот. Командовавший там Назаров вначале отбивался картечью. Когда же мятежники придвинулись вплотную, ударил в штыки. Во время этой свалки, направляя огонь орудия, был поражен тремя пулями и умер, обняв орудие, храбрый подпоручик Служенко, успевший, уже умирая, прокричать:
– Ура, братцы! Пли!
В этой рукопашной Назаров опрокинул мятежников, после чего преследовал их по улицам, несмотря на огонь с крыш саклей. Пока Назаров отгонял противника от цитадели, подпоручик Черкасов исправил завал.
Более у Бухарских ворот мятежники уже не атаковали, а только беспокоили стрельбой.
* * *
К этому времени утомление офицеров и солдат было полным. Чтобы хоть как-то поддержать силы людей, купец Трубчанинов и приказчик купца Хлудова Самарин (сами дравшиеся в первых рядах) начали раздавать запасы чая, вина и водки. Это немного всех взбодрило.
Попив чаю, подполковник Назаров демонстративно установил возле Бухарских ворот свою походную кровать с красным одеялом, пообещал солдатам не покидать позицию даже во сне. Впрочем, поспать на кровати ему так и не удалось. Рядом с Назаровым все время обороны будет находиться и Василий Верещагин.
Между тем в три часа пополудни Джура-бий, Ката-тюря и Баба-бек, получив известие о разгроме бухарской армии на Зерабулакских высотах, поняли, что их дело проиграно, и начали понемногу отводить часть шахрисабцев из Самарканда. За шахрисабцами к Чапан-Атинским высотам потянулась часть найманов, каракалпаков, китай-кипчаков. После этого перестрелка прекратилась. Наши воспряли духом, надеясь, что на этом все закончилось.
Но два часа спустя вожди мятежа по какой-то причине решили продолжить штурм. Снова густые толпы с решимостью и фанатизмом рванулись в ворота и проломы, снова началось их безжалостное истребление.
Из воспоминаний художника Василия Верещагина: «Сильный шум, но ничего еще нет, шум все увеличивается, слышны уже крики отдельных голосов: очевидно, они направляются к пролому невдалеке от нас; мы перешли туда, притаились у стены, ждем.
– Пойдем на стену, встретим их там, – шепчу я Назарову, наскучив ожиданием.
– Тсс, – отвечает он мне, – пусть войдут.
Этот момент послужил мне для одной из моих картин».
После нескольких таких бешеных атак мусульмане были окончательно отброшены. Капитан Шеметилло даже сделал вылазку из Самаркандских ворот и зажег близлежащие городские сакли. К этому времени один из вождей мятежа Омар-Хаджи начал терять терпение:
– Вот уже второй день мы нападаем на цитадель и стреляем в московитов. А они, как и раньше, отстреливаются и не заметно, чтобы унывали или делались вялыми.
Его соратник Джурабек пытался его успокоить:
– Да, московиты держатся твердо, но у них нет ни воды, ни провианта, и рано или поздно они или умрут от жажды или сдадутся.
После этого Джурабек послал Штемпелю предложение сдаться, обещая всех оставить живыми. Ответа, разумеется, он так и не дождался…
Наши потери на второй день штурма простиралась до 70 убитых и раненых. Остальные были обессилены до такой степени, что не могли держать в руках ружья…
* * *
Впоследствии военные историки признают, что с тактической стороны оборона цитадели была безукоризненна. Фон Штемпель, своевременно получая донесения, грамотно использовал свой небольшой резерв. Поэтому, несмотря на большое протяжение цитадели, противник везде встречал надлежащий отпор. На своем месте был и командовавший артиллерией капитан Михневич. Его картечь и ручные гранаты зачастую являлись последним аргументом, обращавшим в бегство толпы мятежников.
Пятого, шестого и седьмого июня неприятель продолжал приступы, атакуя ежедневно по несколько раз ворота и проломы. Атаки следовали за атаками, и каждая увеличивала наши потери. Все больные и легкораненые давно были в боевом строю. В переполненном лазарете лежали только самые тяжелые. Ухаживать за ними было некому, так как санитары ушли в бой, единственный оставшийся врач делал все, что мог, но силы его были не бесконечны. Последних раненых складывали прямо в тронном зале Тамерлана…
Пальба по стенам и цитадели днем не прекращалась ни на минуту, ослабевая только к ночи. Гарнизон, отбивая приступы, делал вылазки, очищая площадки перед воротами, что значительно уменьшало пальбу неприятеля по цитадели.
На третий день, не зная, что Кауфман уже двигается на выручку, солдаты начинали терять терпение. Флегматичный Штемпель не мог уже поддерживать изначальный боевой дух в солдатах. В данной ситуации незаменимым оказался подполковник Назаров. Храбрый кавказский рубака, он обладал умением обращаться с солдатами, знал, как ободрить их соленой шуткой и забористым матерным словцом. Где появлялся Назаров, там снова воцарялся боевой настрой. Именно Назаров стал моральной опорой гарнизона, поддерживая дух геройского самоотвержения до последней минуты осады. Штемпель и Назаров прекрасно дополнили друг друга – спокойный и хладнокровный немецкий барон и горячий, храбрый русак Назаров. При этом если Штемпель был мозгом обороны, то Назаров стал ее душой.
В конце концов, ввиду больших потерь, не зная ничего о результатах похода Кауфмана к Катта-Кургану и его дальнейших намерениях, фон Штемпель пришел к убеждению, что оборонять всю цитадель малым числом людей долго не получится.
– Господа, предлагаю следующий план, – объявил он собранным во время одной из передышек офицерам. – В случае прорыва противника в цитадель отступаем в ханский дворец, запираемся там и обороняемся до последней возможности. Когда же нас почти всех перебьют, то последние, оставшиеся в живых, взорвутся вместе с порохом. Будут ли другие мнения?
Других мнений не было.
Из воспоминаний участника совещания: «С этого тщедушного, морщинистого, любезного, но молчаливого русского немца, едва, впрочем, владевшего немецким языком, сталось бы исполнить решение и отправить нас всех сначала на воздух, а потом туда, откуда еще никто не возвращался…»
Следует сказать, что Штемпель неоднократно посылал людей известить Кауфмана о происходящем в Самарканде. Но дозоры мятежников по дороге в Катта-Курган ловили наших посланников. Позднее станет известно, что пробраться удалось только седьмому из посланных, остальные были пойманы и запытаны до смерти. Только на седьмые сутки после начала штурма Штемпель, наконец-то, получил письмо командующего о его движении к Самарканду. В письме значилось: «Держитесь! Завтра я буду у вас».
Обрадованный комендант сам обошел всю линию обороны, зачитывая солдатам записку генерал-губернатора Туркестана. Радостная весть была встречена дружным «ура!». А взвившаяся вскоре в ночном небе ракета возвестила, что Кауфман уже совсем рядом.
Глава седьмая
5 июня Кауфман после одержанной победы на Зерабулакских высотах прибыл в Катта-Курган. Небольшая толпа жителей и аксакалы поздравляли его с победой. Кауфман созвал военный совет. Решали, что делать дальше: идти ли к Бухаре, путь на которую после этой победы был открыт, или вернуться в Самарканд? Мнения разделились. Генерал Гейнс убеждал, что надо брать Бухару, сопротивления, мол, не
