Удивительные сказания Дивнозёрья - Алан Григорьев
– Тай, а знаешь, чего про тебя Серов говорит?
– Наверняка какие-нибудь гадости! – дёрнула плечом Тайка.
– Не… Он тебя боится, прикинь! Говорит, когда ты на него посмотрела, у тебя глаза полыхнули, будто волчьи. – Юлька понизила голос до шёпота: – Тай, а можно я опять с тобой сяду? Прости, что обзывалась. Я просто струсила.
Сперва Тайка хотела сказать ей: «Катись колбаской!» Но, в последний момент передумав, кивнула:
– Ладно.
– Значит, мы снова подруги?! – обрадовалась Юлька.
Тут Тайка не стала лукавить, пожала плечами:
– Посмотрим. Пока – просто союзницы.
– Понимаю… – Юлька принялась выкладывать на парту свои пожитки: учебник, тетрадки, пенал. – Ой, Тай, Серов мне кулаком погрозил. И с Димоном шепчется. У нас физра следующим уроком. Будут нас в снегу валять, непременно будут!
– Не бойся! – Тайка протянула ей бутерброд. – Ничего они нам не сделают. А если попробуют – получат лыжной палкой!
Девочка-волчонок уже начала собирать свою стаю.
* * *
Сказка закончилась, но ещё некоторое время друзья сидели, затаив дыхание. Первым опомнился Пушок:
– Вот это да! Выходит, сон оказался вещим. Ты же потом ещё раз встретила Люту. А может, это и вовсе был не сон.
– Конечно, не сон! – наставительно поднял палец Никифор. – Ох и досталось тебе, хозяюшка. Аж сердце защемило, когда ты рассказывала о своём одиночестве.
– Я больше не одинока. – Тайка взяла в свои руки мохнатую ладонь домового и когтистую лапу Пушка. – Теперь вы моя стая.
– А обида-то на мамку осталась. Не перечь, я энто чувствую.
Девушка хотела возразить, что она всё это давно уже прожила и идёт дальше, но в горле вдруг встал ком, а из глаз полились непрошеные слёзы. Пушок жался к её боку и тоже хлюпал носом. Никифор обнял их обоих:
– Ревите, если ревётся. Иногда оно всем надобно. Память прошлых дней – дело такое. Кажется, что сокрыта глубоко в душе, но нет-нет да всплывёт.
А Тайка вдруг почувствовала, что кто-то гладит её по голове, и это никак не могли быть Пушок с Никифором. Вздрогнув, она обернулась:
– Мама?..
Она и не заметила, что та уже вернулась из магазина. Пакет с продуктами лежал у маминых ног, и яблоки с алыми боками раскатились по полу. Домовой, завидев непорядок, бросился их подбирать, но Аннушка, несостоявшаяся ведьма Дивнозёрья, покачала головой:
– Брось, пусть лежат. Я сама. Потом.
– Ты давно пришла?! – всхлипнула Тайка.
Ответ матери подтвердил её худшие опасения.
– Я слышала всё, что вы говорили, если ты об этом.
– Значит, теперь ты уедешь?
– А ты этого хочешь?
Тайка помотала головой, и мама обняла её крепко-крепко, что вызвало новый прилив рыданий.
– Тогда останусь. Продлю отпуск ещё на несколько дней. Я понимаю, что нам нужно многое обсудить, но… не очень умею.
– Знаю. – Тайка обняла её в ответ. – Ты всегда убегала от тяжёлых разговоров. И со мной, и с бабушкой, и даже с папой.
– Я такая трусиха. Не то что ты. – Мама придвинула стул и уселась напротив. Сейчас она сама казалась маленькой растерянной девочкой. – Простите, не знаю, с чего начать…
– Тогда, быть может, ты тоже расскажешь нам сказку? – предложил Пушок, подвинув к ней вазочку с пряниками.
Мама взяла один и прикрыла глаза – наверное, так ей лучше думалось.
– Ладно, попробую.
* * *
Аннушка не хотела возвращаться в Дивнозёрье. Больше никогда! Не для того она убежала в город – казалось, будто с мясом и корнями оторвалась, аж сердцу больно… Ей, конечно, было жалко оставлять мать одну-одинешеньку, но что поделаешь? Свою жизнь хотелось прожить, не чужую. К тому же они никогда друг друга толком не понимали. Ну, может, только в самом раннем детстве, когда Аннушка ещё под стол пешком ходила…
Её, малую, в деревне не шпынял только ленивый. Всё потому, что мамка дочку без мужа родила и никогда не говорила, кто отец. Жили они обособленно, всех сторонились, мать травы собирала да заговоры нашёптывала. Вот и прозвали её ведьмой, а Аннушку – ведьминым выкормышем. Ещё и за уши вечно дёргали – угораздило же с заострёнными родиться!
Конечно, она уехала при первой возможности: а кто бы не уехал? Поступила в техникум, потом в институт, выбила себе общежитие, нашла работу… Поначалу непросто было – ну так а кому сейчас легко? Везде голодно. Только в городе какие-никакие перспективы есть, а в деревне – только тоска и уныние. Одноклассники сразу после школы спиваться начали, одноклассницы за этих алкашей замуж повыскакивали, нарожали детей и превратились в толстых неопрятных тёток. Не такой судьбы Аннушка себе хотела.
Мать не отпускала её, грудью вставала, плакала. Пришлось уехать без родительского благословения. Года два они потом не разговаривали, только с днём рождения друг друга поздравляли. Но однажды мама вдруг позвонила и попросила срочно приехать. Конечно, Аннушка не смогла отказать: по тону почуяла, что дело серьёзное.
* * *
В Дивнозёрье, казалось, время остановилось. Город рос и ширился, манил огнями дискотек, современной музыкой и шорохом шин, а родная деревня какой была, такой и осталась: маленькой, грязной, с обшарпанными заборами и покосившимися домишками. Всё это произвело на Аннушку тягостное впечатление. Едва спрыгнув со ступеньки автобуса на старенькой кирпичной остановке, она сразу же поняла, что мечтает поскорее уехать домой, в столицу. А место, где она когда-то родилась и выросла, больше не было её домом.
Но мать приболела, ей нужны были лекарства, и Аннушка, сжав зубы, потащилась сначала в аптеку, потом за продуктами.
Войдя в избу, она первым делом выложила из сумки торт, привезённый из города. Ну, то есть как «торт» – покупные вафли, пропитанные сгущёнкой. Хотя в деревне и того не было – магазин сверкал пустыми полками.
Встреча с матерью после стольких лет вышла какой-то скомканной. Они неловко обнялись, Аннушка чмокнула её в щёку – не потому, что сильно соскучилась, а просто знала, что от неё этого ждут. Потом сели за стол, начались расспросы: как работа (нормально), как личная жизнь (всё о’кей), как учёба (да сказала же уже, ма, нормально)…
Мать поджала губы, словно не веря:
– Скажи, дочк, ты не замечала, что в последнее время тебе… ну, как будто не везёт?
Аннушка пожала плечами. Она не привыкла жаловаться, но вообще-то мать была права: в последний месяц напасти на неё сваливались одна за другой. На работе зачастили проверки, и ей ни за что ни про что влепили штраф. В институте один из преподов невзлюбил старательную студентку и уже не раз выставлял её на
