Анатоша Одуванчиков в стране краснокожих - Григорий Яковлевич Градов

Перед большим домом с надписью «Кооператив» мы остановились, и дядя, соскочив с телеги, протянул мне вожжи.

— Подержи-ка лошадь, — сумеешь?

Я снисходительно улыбнулся.

Но дядя уже исчез в дверях кооператива.

Я крепко зажал в кулак ременные вожжи и с высоты своего величия гордо поглядывал на туземных ребят, почтительно столпившихся вокруг телеги.

Неожиданно я услышал сзади себя голос:

— Эй, ворона! Чего посреди улицы-то расселся? Вправо возьми!

Я оглянулся. На меня надвигался воз с сеном.

Взять вправо — ничего не может быть проще.

Я сильно потянул одну из вожжей.

Лошадь круто повернула и весело поддала оглоблей ведро на коромысле у проходившей мимо бабы.

Фыркнув от плеснувшей ей в нос воды, лошадь закрутила хвостом и непосредственно перешла в галоп. Я, не растерявшись, продолжал тянуть за правую вожжу. Быстро и ловко обʼехали мы несколько раз вокруг сидящей на земле бабы, ткнулись в воз с сеном, задели какую-то загородку и затем решительно вʼехали в открытую дверь кооператива.

— Куда тебя несет? — крикнул дядя и, схватив лошадь под уздцы, осадил ее назад.

Меня ругали все: и дядя, и баба с коромыслом, и мужик с возом сена, и еще многие, не имевшие ко всему этому происшествию прямого отношения.

За что? Непонятно!

Во-первых, я все-таки взял вправо, а во-вторых, как говорит Майн-Рид:

«Дикий скакун, впервые запряженный в легкий кабриолет, метался, как бешеный. Но стальные руки и сыромятные вожжи делали свое дело. Всадник прирос…»

Эх, ребята, много на этом свете несправедливости.

ʼ

3. ДЕТИ ВЕЛИКОГО ВОЖДЯ　

Проехав какую-то деревушку...

Проехав какую-то деревушку, низенькие домики которой были словно приплюснуты сверху густыми зелеными ветками громадных деревьев, мы спустились в овраг, поднялись в гору и очутились перед новеньким блестящим забором, над воротами которого была прибита доска с надписью:　

УЗУ. 8-й АГРОУЧАСТОК　

«Узу! У-з-з-з-у!» Это было похоже на боевой клич какого-нибудь воинственного индейского племени. Я постарался на всякий случай запомнить это короткое, звучное словечко.

Едва мы в'ехали в ворота, как навстречу нам с криком: «О-го-го! Папка приехал!» — бросились двое молодых краснокожих. Да, да! Если краснокожими вообще называются люди, у которых кожа напоминает цветом только что вычищенную кастрюлю, то эти туземцы безусловно были «краснокожими».

Еще большее сходство с этой благородной расой придавал им их костюм или, вернее, почти полное отсутствие костюма, так как, кроме коротких трусиков, при самом тщательном осмотре, мне на них ничего другого, напоминающего какую-либо одежду, обнаружить не удалось.

Подбежав с двух сторон к телеге, они схватились за ее края и, несмотря на то, что дядя Федя ни на минуту не задержал бег лошади, с невероятной, чисто индейской ловкостью на ходу вскарабкались на телегу.

Безусловно, это были дети великого вождя.

Их лица не внушали мне доверия. На всякий случай я надвинул кепку, чтобы не соблазнять их видом своих волос.

Это, конечно, была не трусость, а просто благоразумная предосторожность: долго ли содрать скальп с живого человека?

Я сам во время своих скитаний в дебрях Америки сдирал　 их целыми дюжинами, и мне всегда казалось, что это очень веселое занятие. Наверно, мне казалось так потому, что я сам был «сдирающим», а вот в положении человека, который рискует быть «ободранным», я очутился впервые и, должен сознаться, положение это не из приятных.

Я пристально вглядывался, не блеснет ли в руках юных индейцев томагавк или нож, и на всякий случай придвинул поближе к себе свои узелки, чтобы, уткнув голову между ними, спасти себя от мучительной операции; как вдруг дядя сказал: «Тпру!» — и мы остановились перед крыльцом небольшого деревянного дома.

4. ДЯДЯ ФЕДЯ ГОВОРИТ

Оба моих воображаемых врага с быстротою молнии оказались на земле.

Я лично не торопился. Моя позиция, на крышке собственного чемодана, казалась мне сравнительно безопасной и прочной, а там, внизу, меня ожидало неизвестное и страшное будущее.

Моя позиция

— Приехали! Слезай, Анатолий! — сказал дядя, сбрасывая с телеги связки купленных им в кооперативе веревок.

Легко сказать — слезай! От десятиверстной тряски ноги мои затекли и онемели. Стоило мне только подняться, как я тотчас же убедился в том, что рассчитывать на легкий прыжок вниз не приходится.

Я сел на край телеги, спустил с нее ноги, потом, перевернувшись на живот, повисел несколько мгновений над будкой, болтая ногами в поисках точки опоры. Дядя и оба индейца　с живым интересом наблюдали за всеми этими странными манипуляциями.

Наконец я решился.

Прыжок оказался в высшей степени неудачным.

Я неторопливо вылезал из-под телеги, сохраняя, насколько было возможно, небрежный и независимый вид человека, попавшего туда по собственному желанию, чтобы посмотреть, все ли там благополучно.

Я неторопливо вылезал из-под телеги

Откровенный хохот юных туземцев меня смутил.

Тут молчаливый дядя Федя разразился целой речью, которая сразу определила наши дальнейшие отношения.

— Смешно, но не очень! Анатолий — малый городской, на телеге никогда не ездил, ну, вот его и растрясло. Кроме того, он был болен. Между прочим, я вас еще не познакомил? Юрка, — ткнул он пальцем в одного из индейцев. — Васька, — указал он на другого. — А это — Анатолий, Анатоша, как зовет его тетка. Мы будем звать его Толькой. Так вот! Никаких драк, никаких обид! Вы должны добиться того, чтобы он через месяц стал таким же здоровым парнишкой, как и вы сами. Понятно?

— Понятно! — в один голос ответили ребята.

— Завтра я вас, всех троих, отправлю путешествовать, — продолжал дядя Федя, — поведете к Еремеичу лодку.

— Ура! — заорали ребята, отхватывая в восторге пляску диких вокруг телеги.

Пляска диких

Я не знал, кто такой Еремеич и почему надо радоваться тому, что мы поведем к нему какую-то лодку, но все же решил поддержать общее настроение: я тоже закричал, замахал руками и крикнул «ура!»

— Цыц! — замахнулся на нас дядя Федя. Мы замерли.

— Распрячь Буланку и отогнать в ночное. Накачать воды. А ты, Толька, таскай свои вещи в