Житье-бытье мальчишечье - Борис Михайлович Забелин
— Ишь, заступница. Чеши-ка, пока самой не попало.
Юрка все понял: «Вот тебе и девчонка. А я...» Он так стиснул зубы, что они скрипнули. Юрка нерешительно приблизился к Горьке. Тот нахмурился:
— Приволокся... Я вот сейчас тебе представление покажу, а потом уж тобой займусь.
Юрка засмеялся неожиданно и нервно. Горька тоже хмыкнул, думая, что тот смеется над его остротой. А у Юрки как будто враз выдуло ветром весь страх.
— Ты!—он дернул обидчика за рукав.
— Отстань, не до тебя!
Юрка не отпускал. Глядя отчаянными глазами в лицо Горьке, выдавил:
— Если ты еще раз обидишь Галку, пеняй на себя.
Горька ошалело глянул на Юрку. Потом быстро и умело подсек ему ноги. Когда тот больно стукнулся затылком о землю, оседлал его. Горька разошелся не на шутку и лупил почем зря. В душе Юрки поднималась злость. Он извивался, старался сбросить его. Неожиданно ему это удалось: Горька упал на спину. Тут Юрка увидел Галку, и ему стало все ясно. Брат и сестра крепко держали обидчика, а он грозился:
— Отпустите, а то хуже будет. Двое на одного. Я вам покажу... потом...
— Раз стращаешь, так лежи,— нисколько не боясь, сказала Галка.— Правда, Юрча?
— Ясное дело,— смело ответил тот.
Долго еще артачился Горька. Потом заныл:
— Кончайте, а то заболею. Вон какая земля холодная...
— Давай уж отпустим,— сжалилась Галка.—Только ты, Горь, смотри. Мы за тебя сейчас вдвоем возьмемся. Так и знай.
Горька поднялся, зло замахнулся было на Юрку, но сдержался, не ударил.
Он удивился: Юрка даже не моргнул...
Глава пятая
Первое, что помогло Юрке понять, какое это зло — война, был голод. Конечно, ему и до войны доводилось испытывать его. Например, тогда, когда дотемна заигрывался на улице. Или когда ходил в лес за грибами да плутал там. Но голод исчезал быстро, как только Юрка добирался до дому. Мать, для порядка поворчав на сына, тут же кормила его...
Но такое тогда случалось редко. В войну же голод Юрку терзал постоянно, как затяжная хроническая болезнь. Ему все время хотелось есть. А еды не хватало, даже хлеба, который заменял все.
Неработающим полагалось всего по триста граммов хлеба на день. Им можно было только заморить червячка. Вот почему у Юрки не выходили из головы мысли о хлебе и в школе, и дома. Никак не ладилось с уроками, особенно с арифметикой. Будто назло и задачки подворачивались такие, что усиливали терзания. «В магазин привезли 3 тонны белого хлеба»,— читал он и давился слюной. «Интересно, а в Ижевске продают где-нибудь белый хлеб?—думал Юрка,—Вот бы целую буханку его... С молоком бы. Ух, вкуснотища!» Но тут Юрка заметил, что никак не припомнит вкуса белого хлеба. «А, ладно,— отмахивался он.— Хоть бы черного, только побольше... Да и черный даже вкуснее...» От таких мыслей в животе начинало урчать, будто гром перекатывался... Когда Юрка приходил в класс, без всякого раздумья съедал малюсенький хлебный кусочек с повидлом (такие пайки давали школьникам во время войны). Он упивался запахом и вкусом хлеба с повидлом. Но радость была такой же короткой, как хлебный кусочек. Зато, урокам, казалось, не видно конца... Правда, они летели быстрее, и голод не был таким злым, когда Юрка приносил в класс новую книжку. Спрятав ее под партой, на коленях, он читал. Конечно, чтобы не заметила Анна Степановна, приходилось держать ухо востро...
Достать в войну книгу было не легче, чем хлеб. Поэтому, когда Юрка совсем случайно обнаружил на чердаке целую груду книг, он чуть не задохнулся от радости. Тут же завел свою библиотеку, стал выдавать книжки ребятам. Правда, самые любимые давал не всем. Сам их постоянно перечитывал.
Однажды принес Юрка в школу «Как закалялась сталь». Увидел книжку одноклассник Федька Иванов и начал клянчить: дай почитать. Юрка отказал. Он не забыл, что получилось с «Тремя мушкетерами», которых он давал Федьке. В них не хватило нескольких листов.
— Тогда продай,— вдруг предложил Федька.
Юрка посмотрел на него как на сумасшедшего.
— Да, понимаешь,— сказал тот,— я в библиотеке взял такую же книгу, а мамка по ошибке ею печь растопила. А в библиотеке требуют возвратить или заплатить штраф.
— Ну и платите! Сами виноваты...— рассердился Юрка.
От ребят он слышал, что Федькина семья живет что надо. Отец на хлебозаводе работает, мать — в столовой. Федька часто в класс приходит с хлебом да котлетами. Но чтоб угостить — жила!
— Слушай, Юр!— понизил вдруг голос Федька.— Хочешь, я тебе за эту книгу хлеба дам, а?
Хлеб за книжку! Юрка сразу вспомнил, сколько у него книг, и на миг представил каждую из них буханкой. «Как в хлебном магазине»,— подумал он, проглотив слюну, и спросил:
— Сколько дашь?
— Говори ты!—-сказал Федька.
«Буханку!»—хотел было выпалить Юрка, но постеснялся и вслух несмело промолвил:
— Полбуханки, а?
— Идет. По рукам!
...Хлеб, который принес Федька, был еще теплым, с поджаренной корочкой, которая хрустела, как вафельный стаканчик у мороженого. Юрка съел его в один присест и огорчился.
— Давай дуй за книгой,— потребовал Федька. Юрка поплелся домой.
Зашел в свою комнату, глянул на книжную полку, которая нависла над его кроватью. Книг на ней лежало немного, но это были самые любимые. Юрка прочитал их не раз и не два, помнил наизусть целые страницы.
Тут же стояла «Как закалялась сталь». Мальчик вытащил ее. На сероватой картонной обложке был нарисован всадник в буденовке, с обнаженной саблей. Юрка не удержался, начал перелистывать книжку, задерживаясь глазами на знакомых строчках. И вдруг почувствовал какую-то непонятную тревогу... В книге было немало рисунков. Никогда раньше он не рассматривал их так внимательно, с таким волнением. «Ведь последний раз...»— эта мысль больно кольнула сердце.
А он все листал и листал книгу. Остановился, когда снова попался рисунок. На нем был изображен Павка Корчагин. На скамейке, с палкой в руках. Совсем рядом плескалось море. Юрка вспомнил то место в книге, где написано о том, как тяжело больной Корчагин приехал на Кавказ... Вон какие грустные глаза у Павки. Оно и понятно: поневоле загрустишь, коли попадешь в такое положение... И еще Юрка заметил, что в глазах у Павки есть что-то, кроме грусти. Как будто они укоряют кого-то. Кого? Может... Мальчик оторопел. Может, Корчагин смотрит укоризненно на него, Юрку? За то, что тот... У Юрки не хватило духу