Житье-бытье мальчишечье - Борис Михайлович Забелин
Юрка так обрадовался, что даже не обиделся, когда Женька произвел себя в капитаны, Горьку — в боцманы, а его — в матросы. Он упивался ездой на лодке, готов был один грести до Воложки. Горька к гребле относился равнодушно: не напрашивался, но и не отказывался. Женька же всякими правдами и неправдами отлынивал...
Однажды перед самым отплытием за продуктами матроса срочно вызвали в город.
— Что же делать-то?— огорчился он.— Без молока и овощей лагерь оставим.
— А мы что, маленькие?— заявил Женька.— Одни сплаваем!
Герман понимал, что отпускать мальчишек одних не имеет права. Если об этом узнает Нина Ивановна, начальник лагеря, не сносить ему головы. Но другого выхода ом не нашел и решился.
— Будь что будет! Давайте, хлопцы, плывите... Ты, Женя, за старшего.
Ребята быстро влезли в лодку, Юрка сел за весла.
— Чтоб полный порядок у меня!—строго наказал Герман.
— Есть полный порядок!— заявил Женька и добавил: — Слово одессита.
— Тогда полный вперед!—скомандовал матрос.
Юрка рванул весла на себя. Греб он с упоением.
Ему нравилось преодолевать упругость воды, видеть, как бойкими струйками обегает она с весел, когда они взмывают вверх.
Потом Юрка устал, но сменять его никто не собирался. Женька с Горькой болтали как ни в чем не бывало. Просить же он не хотел. А весла становились все тяжелее и неповоротливее. Лодка замедляла ход. Это заметил Горька.
— Так мы, Юрка, к завтраку опоздаем,— сказал он. — Поднажми-ка!
Того взорвало:
— Сам садись, да и жми! Расселись какие!
Больше всего рассердился Юрка на Женьку: от него-то он не ожидал...
— Ну-ну, не очень!—осадил его Горька.— Ишь каком! Забыл, что я боцман, а Женька — капитан? Ты лучше скажи нам спасибо, что мы...
— Спасибо? За что?— оторопел Юрка.
— Если бы не мы, не видать бы тебе лодки, как своих ушей! Скажем адмиралу, что слабак ты, спишет на берег, будь здоров!
Юрка разозлился, хотел было сказать что-нибудь обидное, да испуганно подумал: «А вдруг Горька, по правде нажалуется Герману?»
Он торопливо ухватился за весла, принялся снова грести. Но скоро окончательно выдохся. Хотел было уже совсем плюнуть на все, как вдруг заметил, что до берега подать рукой... Ребята быстро получили продукты, стаскали их в шлюпку, отчалили. За весла сел Горька. Женька пристроился на носу и командовал: «Право руля! Так держать! Правое табань, левое греби!». Юрка пристроился на корме, уставший и сердитый. А тут еще начала портиться погода.
Совсем недавно в небе, чистом, будто старательно протертом, плавало солнце, похожее на зрачок в глазу. Второе солнце купалось в прозрачной тихой воде... Затем пахнул легкий, робкий ветерок. По пруду побежала чуть заметная рябь, словно его зазнобило, и на нем высыпали мурашки. Солнце задернулось облаками, набежавшими из-за горизонта. Ветер закрепчал, стал злым и порывистым. Рябь перешла в крупные барханы... Вспучились волны, белые гребешки росли, словно мыльная пена. Они сердито толкались в крутой нос лодки, пытаясь добраться до тех, кто сидел в ней. Вдруг сильный порыв ветра развернул шлюпку, и темная волна, будто вороная лошадь с белой гривой, ударила в борт перескочила через него... Горька попытался было повернуть лодку носом к ветру, но лишь беспомощно махал веслами, Юрка бросился к нему, схватил обеими руками одно весло, сильным рывком выровнял шлюпку.
— Воду быстрей вычерпывай!—крикнул он Женьке. Тот, казалось, окаменел. Вцепившись в скамейку руками, испуганно озирался по сторонам. Горька, у которого Юрка выхватил весла, кинулся за черпаком... В это время в пионерском лагере все высыпали на берег. Несмотря на грозные приказания Нины Ивановны, никто не уходил. Тут же был Герман, только что вернувшийся из города. Узнав, что ребят до сих пор нет, он бросился на лодкой. Тут-то его и увидела начальник лагеря.
— Виноват, Нина Ивановна,— каялся он.— Если бы я знал, что погода испортится. Но вы не волнуйтесь. Мальчишки отлично плавают и лодкой умеют управлять.
Герман как мог успокаивал ее, хотя сам волновался страшно. Он впрыгнул в шлюпку, схватился за весла. Успел сделать лишь несколько гребков, как вдруг раздался радостный крик:
— Ура! Плывут!
Герман обернулся, увидел показавшуюся из-за мыска лодку, облегченно вздохнул...
Когда Юрка, Женька и Горька вышли на берег, их плотно окружили ребята, начали расспрашивать. Но вскоре страсти улеглись, и подобревшая Нина Ивановна отвела всех на завтрак. Остались лишь Герман да «мореходы». Он поглядывал на них повеселевшими глазами, будто не видел целую вечность. То и дело одобрительно похлопывал ребят по плечу, приговаривая:
— Вот это молодцы, настоящие матросы!
Наконец Герман спохватился:
— Что это я! Вы же вымотались. Да и, наверное, чуток... испугались? Как, Юра?
— Было дело,— ответил тот.
— Не испугаешься тут!—воскликнул Горька.
— А ты, Женя, что молчишь? — спросил Герман.— Не испугался, значит? Молодец! Вообще-то капитану, да еще одесситу, так и положено. Испугайся он — и корабль пойдет ко дну.
— Никакой он не капитан!—выпалил . Горька.— Трус он, вот кто!
— Ты что-то путаешь,— нахмурился Герман.— Говори толком.
— Пускай сам скажет!
Лицо у Женьки залилось краской. Его обычно чуть-чуть с нахалинкой глаза погасли, в них поселились стыд и растерянность.
— Ну, говори же!—подтолкнул его Герман.
— Да что говорить!— вдруг разозлился Женька.— Горька все сказал! Испугался я, точно. А вы что, нет? Только вы плавать умеете, а я...— Он не договорил, тяжело вздохнул. Это было так неожиданно, что сразу наступило молчание.
— Как же так?—наконец вымолвил Герман.— Плавать не умеешь... А школа юных моряков в Одессе?
— Туда не берут, если плавать не умеешь,— грустно усмехнулся Женька.— Соврал я...
— Может, ты и в Одессе-то не был?—насмешливо спросил Горька.
— Он там жил, я точно знаю,— вмешался Юрка. Ему стало жалко Женьку: может, потому что тот сразу признался, может, потому что одессит, а плавать умеет...
— Давай-давай, задавака!—засмеялся Горька.
Женька сердито стрельнул в него глазами, повернулся и понуро побрел в палату.
— Ты, Женька, куда? А в столовую? — услышал он Юркин голос. Оглянулся и увидел, что тот идет на ним... Они пошли рядом. В нескольких шагах от них плелся Горька. Он не решался догнать их, лишь прислушивался, стараясь понять, о чем говорят. Но различил только одну фразу: «Хочешь, научу
