Мари-Од Мюрай - Мисс Черити

Вы настолько скромны, мисс Тиддлер, что больше всех привлекаете к себе внимание.

Ошибаетесь: ведь вы — звезда сегодняшнего вечера.

Надеюсь, это вас не смущает.

Мне не нравилась эта пустая болтовня. Мы стояли около окна, скрытые от взглядов портьерами. Воспользовавшись этим, я открыла ридикюль и достала конверт.

Я не забыла, что занимала у вас деньги, мистер Эшли. Надеюсь, сумма соответствует величине долга.

Ваш долг передо мною неоплатен.

Надеюсь, что я все же смогу его оплатить. Пересчитайте, пожалуйста.

Вы оскорбляете меня, мисс Тиддлер.

Я нелепо покраснела, положила назад конверт — и достала другой. Мне удалось скопить, пояснила я мистеру Эшли, пятьдесят фунтов на то, чтобы облегчить участь бедняжки Табиты, но я не знаю, с какой стороны подступиться к делу. Я хотела бы купить ей новую теплую одежду, сытную еду, поменять кровать… Мистер Эшли слушал, закатывая глаза к небу, хмуря брови и ладонью отбивая такт по ноге. Затем протянул руку.

Давайте ваши деньги. Я все устрою.

Тут в памяти всплыла фраза, брошенная миссис Картер. Что, если мистер Эшли примется «кутить» на эти деньги? Но я сразу же устыдилась подобных мыслей и отдала свои пятьдесят фунтов.

Чего еще изволите, мисс Тиддлер?

Я вам очень благодарна, мистер Эшли.

Мне от этого ни тепло, ни холодно, дорогая. Доброго дня.

Этот джентльмен определенно щетинился как еж. Меня мучили сомнения, справится ли он с поручением. Но спустя неделю Глэдис принесла письмо, в котором говорилось:

Кеннет Эшли завел тесную дружбу с мистером Джобом Темплем, сторожем в Бедламе.

Кеннет Эшли потратил пять фунтов и два шиллинга на обновление гардероба мисс Табиты; десять фунтов, три шиллинга и два пенса на то, чтобы поставить в ее палату кресло-качалку, столик и кровать. Остаток денег будет распределен по мере надобности на питание и уход за мисс Табитой.

Уже во время третьего визита мисс Табита дружески нарекла Кеннета Эшли Букой, а это доказывает, что болезнь не лишила ее таланта прекрасно разбираться в людях.

Засим, мисс Тиддлер, остаюсь

Мне одновременно хотелось смеяться и плакать. Аккуратно сложив записку мистера Эшли, я спрятала ее вместе с предыдущей. Обожаю коллекционировать.

Вскоре после того как тираж «Мадемуазель Дезире» увидел свет, мистер и миссис Кинг пригласили меня на праздник. Маршалл уже писал мне, что отец очень доволен первыми продажами новой книги. По словам мистера Гэллоуэя, она «разлеталась, как горячие пирожки», а тем временем «Мастера Питера» издали уже третьим тиражом. Маршалл показал мне рецензию в «Дейли ньюс». Автор хвалил обе мои книги, но я расстроилась — мисс Тиддлер, оказывается, была «очаровательной пожилой дамой, сочинявшей истории для своих многочисленных крестников».

Сведения не совсем точные, хотя, возможно, так и получится…

Ах, мисс Тиддлер, как можно… Кроме того, кстати… но нет, я еще вернусь к этому.

Придя к Кингам, я обнаружила, что праздник устроен в мою честь. Едва я переступила порог гостиной, как хор грянул хвалебную песнь — сочинение близнецов, в котором «мисс Тиддлер» рифмовалось с «мастер Питер». В семействе Кингов, которое пополнилось женихом Доры и младенцем Заком, царило еще большее веселье. Отец, казалось, забыл про нашу несколько натянутую беседу и даже подшучивал по поводу сильного впечатления, которое произвело на его старшего сына правило ФШП. Время от времени они с миссис Кинг обменивались многозначительными взглядами и кивками. Что-то подсказало мне, что сегодня у меня — последнее испытание. Во время десерта (на который подали торт, увенчанный двумя сахарными мышками) малыш Дуглас, а за ним и все остальные стали упрашивать нарисовать их портреты.

Ну же, дети, дайте мисс Тиддлер отдохнуть!

Нет-нет, все в порядке, мне нужно практиковаться. Лица на моих рисунках выходят скверно, не правда ли, мистер Кинг?

Маршалл возразил, что у меня получается уже намного лучше, но далеко не все с этим согласились. Дуглас не узнал себя на портрете; Дора посчитала, что у нее получился безобразный нос; Элисон, увидев себя уродливой, разрыдалась, а близнецы от хохота катались по ковру. Когда вечер закончился, я оставила эскизы всем желающим. Маршалл Кинг, взглядом спросив разрешения у отца, предложил проводить меня до стоянки фиакров. Я подозревала, что он хочет со мной поговорить. Через несколько шагов он решился.

Я хотел бы… хм-м-м… просить чести получить возможность… назначить личную встречу в любой день недели… хм-м-м… удобный вам…

И я почувствовала, что готова услышать его признание.

Можем прогуляться и поговорить, мистер Кинг. Погода чудесная.

Так мистер Кинг предложил мне руку и сердце.

Вам наверняка интересно, какова же цель нашей встречи. Я знаю вас уже много месяцев, мисс Тиддлер, я видел, как вы вошли в мою семью, которая искренне вас полюбила. Как я уже не раз говорил, отец восхищен вами, хотя и считает, что женщинам не пристало зарабатывать на жизнь. Я не разделяю его точку зрения, моя жена сможет совершенно свободно рисовать и… хм-м-м… Я не возражаю. Я уважаю ваш талант, ваш нрав, ровный и приветливый, и в последнее время я часто о вас думаю. Я поговорил с родителями, они примут вас как родную дочь и… хм-м-м… таким образом, я имею честь просить вашей руки.

Поскольку я слушала молча, мистер Кинг произнес свою речь почти без запинок.

Я очень благодарна за предложение, мистер Кинг. Как вы уже, наверное, заметили, я не тщеславна и принимаю себя такой, какая есть: малопривлекательной и уже не юной…

Мисс Тиддлер! Как можно говорить подобные вещи! Несомненно, вы так не считаете или же… ожидаете от меня дополнительных комплиментов, поскольку их было недостаточно. И… и прежде всего, вы молоды!

Мне скоро двадцать четыре. Но я чувствую себя старше. Я так мало видела в жизни. Наверняка годы без событий считаются за два!

Я засмеялась, потом взяла Маршалла Кинга под руку и пошла с ним рядом, радуясь, что меня посчитали достойной замужества.

В тот чудесный весенний вечер у меня за спиной будто выросли крылья.

Я не уверена, что создана для замужества. Репортер «Дейли ньюс», несомненно, прав. Я мечтательница, живу очень уединенно и замкнуто. Я люблю рисовать, возиться со своими животными, гулять на природе…

У нас очень схожие вкусы, мисс Тиддлер. Я спокойный и… хм-м-м… немного бирюк.

Тут я осознала, что могу растрогаться гораздо больше, чем предполагала.

Я безгранично вас уважаю, мистер Кинг. Ваши советы бесценны для меня и, полагаю, навсегда такими останутся. Без вас я никогда бы не закончила «Мадемуазель Дезире».

Я выполнил свои обязанности редактора, мисс Тиддлер, но позволю себе надеяться и на нечто большее.

Я услышала, как его голос дрогнул, и досадовала, что не подобрала лучших слов, отвечая на его предложение. В конце концов, на что еще я могу рассчитывать, кроме брака с моим издателем? Это ли не залог успешного сотрудничества? Или я действительно мечтаю навеки остаться старой девой на четвертом этаже особняка в Западном Бромптоне? И вдруг захотелось ответить: «Да, мистер Кинг, да, спасите меня от меня самой!»

Тут я вздрогнула. Прямо передо мной возникли две сестрички, Пруденс и Мерси, точно такие, как я представляла их когда-то в детстве: два скелетика, держащиеся за ручки-косточки. Зачем они здесь?

Мистер Кинг, от всего сердца благодарю вас за то, что вы есть, за все, что вы для меня сделали, и за все, что вы сейчас сказали.

Через несколько шагов призраки растворились в воздухе.

Я не из тех, кто торопится. Я бы предпочла не отвечать сегодня на ваш вопрос, а подумать над ответом до осени.

Я подожду, мисс Тиддлер. Буду ждать и надеяться.

Благодарю вас.

Мерси и Пруденс.

«Милосердие» и «Благоразумие» — вот что означают их имена.

Но, признаться, тем летом в Дингли-Белл о предложении мистера Кинга я не думала вовсе. Я размышляла над сюжетом следующей книги. Как и раньше, стоило где-то появиться моей тележке, тотчас сбегались дети и начинали расспрашивать о «мастере Питере» и о «мадемуазель Дезире». Они с гордостью сообщали, что купили обе мои книжки, и добавляли: «Мы теперь будем их собирать!» Господи, что собирать? После прогулки я оказывалась перед чистым листом и опять спрашивала себя: так что же дети будут собирать? Казалось, мой и без того скудный набор воспоминаний окончательно иссяк.