Мари-Од Мюрай - Мисс Черити

26

Меня затянуло в темный омут; доктор Пайпер сказал, что это неврастения. Я слышала, как мама громко шепчет ему на ухо: «Она сошла с ума, так ведь?» Доктор советовал отправить меня на воды во французские Пиренеи, в Баньер-де-Бигор. Я готова была лечиться хоть в Австралии, лишь бы подальше от мамы. Однако при одной мысли, что надо ехать за границу, мне становилось не по себе. Мне бы хотелось оказаться, причем навсегда, в Дингли-Белл, рядом с моим «источником». Я не могла дождаться, когда снова его увижу.

Мне исполнилось двадцать два года; в Лондон снова вернулась весна. Я чувствовала прилив новых сил. Я бы слукавила, если бы сказала, что причиной тому было желание закончить книгу, стать художником или встретиться со старыми друзьями. Все это вместе взятое не вытащило бы меня из темной дыры, в которую я провалилась несколько недель назад. Лишь страстное желание заработать поставило меня на ноги и заставило снова взять в руки карандаши и кисточки.

Прежде всего следовало вернуть долг мистеру Эшли. Стыдно занимать у молодого человека, у которого и так ни гроша за душой. Наконец я стала понимать, как всесильны деньги — и в Бедламе, и за его пределами. В памяти без конца всплывала убогая комнатушка Табиты: голые стены, жесткий стул, циновка; она сама, исхудалая, в сером поношенном платье с чужого плеча, с нечесаными седыми космами. Это приводило меня в негодование! Я помнила Табиту красивой, ухоженной, кокетливой. Я хотела устроить ее в удобной комнате, обеспечить ей приличную одежду и хорошую еду. Даже если сознание ее теперь было как у животного (как выразился доктор Пайпер, вероятно, пытаясь меня утешить), я по-прежнему считала ее Божьим созданием, достойным лучшего обхождения.

Одним солнечным весенним утром я надела шляпку, взяла папку с рисунками и вышла из дома. Я только что закончила «Мадемуазель Дезире» и собиралась продать рукопись. Я совсем отвыкла от шумных улиц и быстрой ходьбы. Голова кружилась, сердце колотилось. Стиснув зубы, я продолжала идти, повторяя: «тили-тили-тесто, жених и невеста, много рисовала, деньги получала».

В конторе «Кинг и компания» все очень мило со мной здоровались. Меня попросили подождать в приемной, где по-прежнему высились горы книг. Самую высокую соорудили из экземпляров «Мастера Питера», готовых к отправке в книжные магазины. Увидев их, я немного воспрянула духом.

Ко мне вышел Кинг-старший, чему я была рада. Мне не хотелось сейчас погружаться в долгий разговор с любезным, но застенчивым собеседником.

Проходите, проходите, мисс Тиддлер, присаживайтесь. Вы выглядите очень усталой… Я слышал, что вы сильно хворали.

Все в порядке, благодарю вас. Я закончила «Мадемуазель Дезире». Недоставало только этих трех рисунков.

Продолжая говорить, я открыла папку. Мистер Кинг взглянул на рисунки и пробормотал: «Какие славные мышки», — а потом поделился новостью о рождении внука Захария. Я поздравила его и спросила, когда он мог бы предложить мне новый договор.

О-о, какая горячность, мисс Тиддлер! Я рад, что вы так… бодры. Однако придется все же немного подождать. Как вам известно, все опубликованные нами книги должны соответствовать правилу трех «К». И я пока не уверен, соответствует ли правилу ваша книга. Начнем с того, что название у нее несколько неожиданное.

Он неловко выговорил: «Ма-де-муа-зиль Ди-зи-ри», — и уточнил: «Это по-французски?»

Мадемуазель Дезире — мышка-француженка. Разве ваш сын не просил вас прочесть рукопись?

Я пролистал… пролистал.

Но я-то уже знала от сына, что рукопись Альфред Кинг прочел от корки до корки. Я мысленно попросила прощения у «Духовного наставника ребенка», порекомендовав ему заткнуть уши, так как начала врать мистеру Кингу в ответ.

Если книга вам не подходит, ничего страшного. Ею уже заинтересовался издательский дом «Уордль».

Но позвольте, мисс Тиддлер, ведь мы — ваши издатели!

Глаза полезли у него на лоб.

Было бы замечательно продолжить наше сотрудничество. Но я не хочу вас утруждать.

Ну что вы, мы с превеликим удовольствием опубликуем вашу книгу. Издательство «Уордль»! Книги весьма сомнительного качества. Весьма. В лучшем случае они соответствуют всего двум «К» из трех.

Полагаю, правило трех «К» для меня не столь важно. Куда важнее правило ФШП.

ФШП?

Фунт, шиллинг, пенни.

Тут я забеспокоилась, не хватит ли мистера Кинга удар.

Пальцем он ослабил воротничок. Я же чувствовала, что долго не протяну: застенчивость возьмет свое. Тили-тили-тесто, жених и невеста, много рисовала, деньги получала!

…И за права на «Мадемуазель Дезире» я хочу не меньше…

Цифры стремительно замелькали у меня перед глазами, щелкая как кассовый аппарат: 200, 180, 150, 120…

…не меньше ста фунтов.

Мисс Тиддлер!

Воцарилась неприятное для нас обоих молчание. Мистер Кинг делал вид, что внимательно изучает рисунки. На одном из них вальсировал мистер Эшли.

Мне нужно обсудить это с Маршаллом. Но я крайне… крайне удивлен.

Он не решился сказать: огорчен, расстроен, потрясен, опечален. Но по его интонациям все стало ясно. Чтобы подняться с места, мне пришлось опереться на подлокотники. Жестокая битва!

Но дороге домой я думала, что теперь мне уж точно не останется ничего другого, как рисовать свинок в балетных пачках для Оскара Дампфа, чтобы вернуть долг мистеру Эшли. Однако в течение недели по почте пришел договор. Альфред Кинг не только согласился на мои условия, но и приглашал меня в ближайшее время на ужин в кругу семьи. Итак, я снова влилась в хор Кингов, где теперь солировал юный тенор в лице мастера Захария Форда (девяти месяцев от роду). Мне поведали последние новости: в июне мисс Сьюзен выходит замуж за Оливера Гранта (ведь всем известно, что июнь — лучший месяц для венчания), а мисс Дора, в свою очередь, тоже собирается обручиться. Маршалл, которому уже исполнилось тридцать, казалось, был навеки обручен с издательством «Кинг и компания». Когда мы встретились наедине, чтобы подробно обсудить выход книжки, он отметил, что я сделала успехи в изображении людей.

Стараюсь, но мне редко кто-то позирует.

Я… хм-м-м… я полностью в вашем распоряжении, мисс Тиддлер, если вам нужны натурщики.

Мне показалось, что где-то я уже это слышала. Потом вспомнила: то же предложение мне сделал мистер Эшли. Я молча улыбнулась, не ответив.

Отец вами восхищается, и я рад, что он согласился предложить более выгодный договор. Он рассказал, что вы предпочитаете правило ФШП правилу трех «К» и что вы сами объясните мне подробности…

Я замерла — улыбка застыла на губах.

Хммм… Да-да. ФШП. Это… хм-м-м… Фантазия, широта взглядов и премудрость. Фантазия, основанная на широте взглядов и премудрости.

Вот как, прекрасно, фантазия, основанная… хм-м-м. Запишите, пожалуйста. Я тоже восхищаюсь вами, мисс Тиддлер, и хотел бы иметь возможность признаться…

В дверь кабинета, которую мистер Кинг-младший во время наших встреч оставлял для приличия приоткрытой, постучали. Заглянул клерк и сообщил, что печатник пришел «за оплатой».

Надеюсь, мисс Тиддлер, в скором времени мы продолжим беседу, а я тем временем скажу отцу, что я и сам нахожу правило ФШП весьма достойным.

Я хотела пустить трудно заработанные деньги на доброе дело, но не осмелилась одна вернуться в Бедлам и подкупить сторожа. Я не видела другого выхода, как снова прибегнуть к услугам мистера Эшли. Я не знала его адреса, но помнила, что он часто бывает у Лидии в особняке Хоуиттов на Кенсингтон-сквер. Кузина часто устраивала вечера, и мне не составило труда получить приглашение на один из них. Там я заметила кузину Энн в компании старого павиана в цилиндре — то есть джентльмена (чье имя опущу ради приличия), который разбогател на Бирже, содержал нескольких любовниц, дорого ему обходившихся, и собирался жениться, чтобы устранить эту статью расходов. Кузина выгуливала его на поводке в лондонском высшем свете, обещая выйти за него.

Мистер Эшли тоже оказался там; вид у него был, как и в прошлый раз, усталый. Лидия попросила его сыграть с ней в четыре руки на рояле, а Энн потребовала разыграть какую-нибудь сценку из романтической комедии. Старый павиан от души аплодировал молодой паре, флиртовавшей прямо у него перед носом, чем вызвал насмешки гостей. Я никак не могла понять, что за игру затеяли все вокруг, и, почувствовав себя несчастной, укрылась в оконной нише.