Мальчик из Югуру - Олимп Бели-Кенум

удастся туда поступить, — сказал Камара.

— Я буду не я, если туда не попаду, — вырвалось у Айао.

— На вступительных экзаменах частенько проваливаются даже самые что ни на есть зубрилы, — заметил Исдин.

— Ну что ж, увидим, — проговорил Айао.

— Нехорошо так его расстраивать, — заметила Сита.

— Если бы ты захотела учиться дальше, тогда бы узнала, какие битвы идут за то, чтобы быть принятым в педагогическое училище, а потом уж в школу Вильяма Понти, — сказал Камара, и его поддержал Ассани.

— Ну вот, теперь мне даже ставят в упрек, что я не как все, не стала студенткой, — возразила Сита.

— Не слишком ли ты обидчивая? Тебе везде мерещатся намеки! С тобой невозможно шутить, — заметил Исдин.

— У нас осталось еще пять недель, и глупо будет, если мы, как дикари, из-за каждого пустяка начнем лезть в драку, — сказала Фива.

— Если вы хотите мне помочь, считайте, что инцидент исчерпан, — сказал Айао.

— А что сейчас «господин директор» собирается предпринять? — спросила Ньеко.

— А вот что, мои дорогие ученики и друзья. Мне бы не хотелось оставлять этот участок, так хорошо расчищенный благодаря вашей помощи, на волю сорняков. Поэтому желательно до нашего отъезда выложить его камнями, — сказал он, стараясь быть серьезным, но еле сдерживаясь от смеха.

— Господин «преподаватель согласования времен», при всем моем уважении к вам, осмелюсь заметить, что господин Малышка...—начал было Камара, но Айао тут же его прервал:

— Хватит! Хватит! Ведь было же решено: никто больше не называет меня Малышкой.

— Ах, ах, «господин учитель» сердится,—шутливо заметил Исдин.

— Да нет, что ты! — начал оправдываться Айао.

— Итак, возвращаясь к тому, на чем меня осмелились прервать, поскольку в этом доме больше не уважают прав старшего, мне бы хотелось спросить: неужели «господин директор» желает, чтобы мы взяли корзины и отправились за камнями и щебнем к подножию Югуруны?

— Да, именно это он и желает. Иначе весь наш титанический труд пропадет даром, — сказал Айао спокойно, но твердо.

Большинство запротестовало, заявив, что он злоупотребляет их хорошим отношением и безотказностью.

— Зачем было расчищать этот участок, ведь все равно он будет пустовать до тех пор, пока ты не станешь учителем.

— И нет никаких доказательств, что ты не изменишь своему призванию.

— Я от него никогда не отступлюсь, — возразил Айао.

— Глупо надеяться, что до твоего возвращения участок, так хорошо расчищенный нами, сохранится таким же, — сказал Ассани.

— Да, я знаю, трава не сжалится надо мной, и участок зарастет. Но если бы я не проявил инициативу и не начал бы заниматься им вместе с вами, то будьте уверены, что после нашего отъезда отец принялся бы за работу сам или обратился бы к кому-нибудь за помощью.

— Верно, но... — возразил было Камара.

— Тогда хватит болтать. Раз уж начали, доведем дело до конца, — прервала его Сита.

— Все согласны? — спросил Исдин.

Никто не ответил, но все молча направились к дому.

На следующий день, не дожидаясь приказа, сразу же после завтрака, поев просяной каши, жареной маниоки и кокосовых орехов, каждый из них взял по корзине. Юноши захватили еще и лопаты, и все отправились к подножию Югуруны. Анату, встретив их по дороге, когда они уже десятый или пятнадцатый раз возвращались обратно, тут же присоединилась к ним. Она, как и Сита, после окончания школы не стала продолжать учебу. Разница в годах на шесть лет не мешала девушкам часто встречаться. Вкусы у них были далеко не одинаковые, но обе очень любили свою деревню и мечтали о ее будущем, поэтому много читали и для практики старались между собой говорить по-французски.

Покрытые пылью с ног до головы, но довольные тем, что участок преображался прямо на глазах, все постепенно начали замечать, что затея Айао перестала представляться им такой уж безумной, какой она показалась в самом, начале, когда Киланко, отдавая участок, сам не верил в реальность замысла сына. За восемь дней работы ребята выложили камнем всю площадку. Счастливый Айао был от души благодарен своим братьям, сестрам и Анату за помощь.

Каждое утро, вплоть до самого дня отъезда в Джен-Кедже, будущий учитель, заложив руки за спину или же спрятав их в карманы шорт, долго и медленно прохаживался по участку. Иногда он с братьями играл здесь в волейбол, перебрасываясь, как мячом, огромным грейпфрутом.

45. СМЕРТЬ НАМ АЛАЙИ

— Вообще-то он, конечно, неплохо все это задумал, но поступать так нерасчетливо — забросить участок, когда вложено столько труда в его расчистку, — можно лишь после того, как побываешь в школе белых, — заметил отец Анату в разговоре с Киланко спустя несколько дней после отъезда студентов в Джен-Кедже.　

— Бог знает, что им там вбивают в голову. Ты им говоришь, что это черное, а они твердят, что коричневое. Тебе кажется это белым, а они уверены, что это желтое. И без конца вам противоречат, правда, так безобидно, что смешно было бы на них сердиться.　

— Я тебе очень сочувствую! У тебя столько детей, и все они решили уподобиться белым.　

— Хотя у меня нет никакого права вмешиваться в разговор взрослых, мне хотелось бы вступиться за моих братьев и сестер, — сказала Сита. — Никто из них и не думает подделываться под белых. У белых они только учатся, как стать полезными своей стране или хотя бы нашей деревне. Это, например, заветная мечта Айао. Вы же видели их здесь во время каникул. Разве можно их в чем-нибудь упрекнуть? Это настоящие дети своей деревни... Извините, что я вмешалась в ваш разговор.　

— Ну вот! Опять мы попали впросак! Как тут можно сердиться, если с вами разговаривают так спокойно, вежливо, любезно и с улыбкой, пусть даже убеждая вас, что вы не правы, — сказал Джилага.　

— Да, стареем мы, мой друг. И для нас, пожалуй, сейчас, чтобы не казаться слишком старыми, лучше всего поступить в школу молодых, постараться понять их. Но баловать наших детей тоже не следует.　

— Да разве это возможно? У меня Анату, стоит ей только на минуту освободиться, тут же садится за книгу и начинает читать или же