Мальчик из Югуру - Олимп Бели-Кенум
Айао, сокращая путь, направился к вершине прямо через кусты, росшие там и сям по склону. Подниматься в гору ему приходилось и раньше, когда он вместе со своими братьями и сестрами, резвясь, убегал подальше от тропинки. Но никогда еще никому из них не приходило в голову добраться до того места, где он находился сейчас. Айао останавливался, чтобы перевести дух, и снова продолжал подъем. Пробираясь через заросли, он иногда хватался за ветки и, словно кенгуру, делал скачок вперед с криком «оп-ля!». С задетых им деревьев сыпались капельки росы, и он старался поскорее убежать от них. Так Айао добрался до вершины, и странное чувство овладело им, будто он находился точно в том месте, где, по рассказам бабушки Алайи, жили боги и всемогущие духи.
Перед ним открылась картина совсем не похожая на ту, что он видел раньше. Сад Киланко казался совсем маленьким. Он терялся среди зеленого океана, в котором смешались и тростниковые заросли, и деревья, растущие на болоте. Дальше, до самого горизонта, раскинулась водяная гладь реки Алато. Позади Айао, насколько хватал глаз, тянулись безбрежные леса. Где-то там затерялась деревня, в которой жил Якубу. Но где? Вон Афежу... Айао скорее догадывался о местоположении школы, чем различал ее. Но какие же еще деревни скрывались в гуще деревьев в окрестностях Афежу? Это море зелени, эта бесконечная водная гладь, этот неоглядный простор неба — все казалось ему таким же близким и родным, как крошечная деревня Югуру...
Из книг он знал о величии и могуществе девственных лесов Конго, Габона, Камеруна, Гвинеи, Берега Слоновой Кости. Дагомеи и других стран. «Они, должно быть, похожи на то, что я вижу отсюда. Вот он, мой мир, его еще не коснулась рука человека. В него необходимо вдохнуть новую жизнь», — подумал он.
Высокий, гибкий, с тонкими чертами лица и с пустым желудком, начинавшим уже напоминать о себе, Айао долго стоял, глядя на раскинувшиеся внизу заросли, на медленно и величественно поднимавшееся над горизонтом солнце. Из селений, затерявшихся в зеленых кущах у подножия Югуруны, еще доносилось пение петухов. Они, словно чувствуя себя виноватыми в том, что недостаточно громко возвестили о наступлении дня, старались наверстать упущенное. Айао повернулся к реке и увидел, что вся ее поверхность покрыта легкой рябью и весело искрится на солнце. Она горела, как раскаленный металл. По ней уже скользили первые пироги рыбаков. Айао никогда еще не видел всего этого в такой ранний час. Он не мог ясно представить себе, какое чувство пришлось бы ему испытать, глядя на всю эту красоту, не будь этот маленький кусочек земли его родиной, с которой его связывали тесные внутренние узы. Особенно остро он почувствовал эту связь сейчас, когда оставалось несколько часов до отъезда в Джен-Кедже.
Он огляделся последний раз и медленно стал спускаться. Легкий речной ветерок вздувал на нем одежду, словно не желая отпускать его с вершины Югуруны. У Айао было такое чувство, что вся гора вдруг ожила и вздымалась у него под ногами, как бы стараясь удержать его. Слышалось пение птиц и петухов. Вдалеке блеяли козы. С разных сторон горы доносились крики куропаток и цесарок. Где-то позвякивали колокольчики — это стадо овец и коз отправлялось на пастбище в горы. Время от времени раздавались то повелительные голоса мужчин, то возгласы женщин, призывающих проклятия богов на своих кур, которых они разыскивали уже два или три дня подряд. К ним присоединялись крики и плач детей. Звуки эти шли к горе со всех сторон, словно сопровождая Айао, возвращающегося в деревню. Он уже видел козлят, с головокружительной быстротой скачущих вниз по склону Югуруны. Сойдя с тропинки, Айао тоже начал перескакивать с уступа на уступ и вскоре оказался в долине.
44. АЙАО ГОТОВИТ УЧАСТОК ДЛЯ БУДУЩЕЙ ШКОЛЫ
Когда лодка стала отплывать в сторону Одиле, Сита заплакала. Дом сразу показался ей слишком просторным и спокойным для нее, ее маленького брата и родителей, торые все же сумели сдержать слезы. Но сам Айао, «не смог показать себя настоящим мужчиной». Едва лодка вышла на простор и Югуру не стало видно, он расплакался. «Я не стыжусь своих слез, думая о вас, я люблю вас всем сердцем. Конечно, я попытался читать. Но сосредоточиться на том, что говорилось в книге, мне так и не удались. Мысли мои уносились далеко от лодки, и, пока я плыл по реке, а потом ехал в поезде, я все время был с вами», — писал он домой на следующий день после приезда в Джен-Кедже.
Прошла неделя, и Айао снова обрел душевное равновесие. Разве не чувствовал он себя родным в доме дядюшки Экуэффи, где жили и Ньеко с Фивой? Камара и Исдин, чьи школы находились в двадцати километрах от города, приезжали к дяде один раз в месяц. Да и Якубу, студент второго курса технологического училища, мог тоже навещать и принимать у себя своего младшего друга. Для Айао главное сейчас было собраться с мыслями, составить учебную программу и наметить, как рациональнее использовать свое время.
Таково было его решение, принятое в первые же дни учебы на подготовительных курсах в Джен-Кедже, где он упорно готовился к поступлению в педагогическое училище, куда и был принят в конце учебного года.
Вернувшись в Югуру со своими братьями и сестрами, которые тоже продолжали свои занятия в Джен-Кедже кто в учебных заведениях, кто обучаясь ремеслу, Айао был среди них единственным, решившим стать учителем. Он попросил отца отдать в его распоряжение небольшой участок в 25 акров.
За несколько дней Айао очистил весь участок от кустарника. Отец, наблюдая, как он работал мотыгой и мачете, любовался им. В его движениях нисколько не чувствовалось, что он прожил год, не прикасаясь к этим инструментам.
Братья, подсмеиваясь над ним, говорили, что он ошибся в выборе профессии. Ему следовало бы посвятить себя сельскому хозяйству, а не преподаванию. Но, видя, как он, напрягая все силы, словно вол, запряженный в плуг, обрабатывал землю, проводя на своем участке большую часть времени, они все стали помогать ему выкорчевывать пни, которые мешали Айао начать задуманные им работы. Сообща, то и дело перебрасываясь нескончаемыми шутками, остротами и словечками из школьного жаргона, они вскопали, а потом взрыхлили всю землю на участке.
— Наша работа окончена, «господин учитель», — сказал Исдин после нескольких дней упорного труда.
— Я надеюсь, что ты
