Олимп Бели-Кенум - Африканская история

Олимп Бели-Кенум

Африканская история

Олимп Бели-Кенум — бенинский писатель. (Род. в 1928 г.) Получил образование у себя на родине, в Гане и во Франции. Долгое время находился на дипломатической службе. Возглавлял издание крупных африканских журналов. С 1968 года работает в аппарате ЮНЕСКО в Париже. Составитель хрестоматии для африканских школ. Лауреат литературных премий. Автор сборника рассказов и романов «Бесконечная ловушка» (1960) и «Песнь озера» (1968. рус. перев. 1975).

Город клокотал своей кипучей жизнью, нещадное солнце обрушивало на прохожих свои лучи, буквально прожаривало улицы, по которым беспрерывным потоком двигались люди в просторных синих и белых бубу, развевающихся при малейшем дуновении ветерка. Одетые в лохмотья мальчишки-разносчики сновали взад и вперед, перекликались друг с другом, выкрикивали свои товары, звонко смеялись.

Жюльен смотрел на этот движущийся вокруг него мир и чувствовал себя счастливым. Когда он проходил мимо почты, ему повстречалась супружеская пара — белый и черная — с тремя детьми. Жюльен остановился и поздоровался с ними. Удивленные супруги тоже остановились.

— Тейель, — представился мужчина, протягивая руку.

— Рад познакомиться с вами… Феррай…

— Не часто случается, чтобы европеец заговорил с нами… Вы давно здесь?

— Всего два месяца…

— A-а!.. Недавно приехали… Что ж, добро пожаловать, и… прошу вас… избегайте общества таких людей, как мы, если не хотите почувствовать себя в нашем городе очень одиноким…

Жюльен не понял, на что намекает его собеседник. Он спокойно посмотрел на него и вдруг спросил, из какой французской провинции тот родом.

— Из Гранвиля, — ответил Тейель.

— О, так вы нормандец! — воскликнул Жюльен. — Я тоже нормандец, из Авранша.

Они расхохотались.

— Говорят, будто нормандцы — домоседы, а на самом деле где их только не повстречаешь, стоит лишь немного поискать, — сказал Тейель.

— До чего же тесен мир! — вздохнув, проговорила мадам Тейель.

— Ну, раз уж вы нормандец, мы будем рады видеть вас у себя как-нибудь в воскресенье, — пригласил Тейель.

Жюльен принял приглашение. Тейель протянул ему свою визитную карточку, и они расстались.

Жюльен прочел: «Мсье и мадам Тейель и их дети. Капис, дом №…» Капис? Жюльену был знаком этот квартал, однажды он провожал туда хорошенькую учительницу-негритянку, с которой познакомился на танцевальном вечере. С тех пор он часто навещал Жизель. Он проводил у нее вечера, а его сослуживцы думали, что он в кино или в гостях у кого-нибудь из европейцев.

Вернувшись к себе, Жюльен спустился в бар. Серж встретил его презрительной усмешкой, Мартен демонстративно повернулся к нему спиной, а Рауль, которому он протянул руку, потому что еще не виделся с ним в этот день, грубо предложил ему сначала пойти вымыть руки.

Ошеломленный, Жюльен смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого, и наконец понял, что они бойкотируют его: в глазах каждого он читал упрек. Что он такого сделал? Ах, он не знает, наивный мальчик! Серж и Рауль видели, как он болтал с Тейелем! Этого достаточно.

Для многих европейцев, живущих в Карибе, Жак Тейель был презреннейшим из белых. Разве не пал он низко, женившись на негритянке. Пусть бы спал себе с этими пылкими девочками, пожалуйста! Но жениться, иметь детей!

Почему Феррай остановился и разговаривал с этой парочкой, хотя их бойкотируют все европейцы? Где и когда он познакомился с Тейелем? Уж не он ли свел Феррая с его так называемой возлюбленной?

А ведь ему объяснили правило: «Можешь спать с негритянками, которые тебе приглянулись, но не больше! Никаких шокирующих отношений! И еще: никаких дружеских связей со смешанными супружескими парами».

Жюльен преступил главную заповедь святейшего кодекса. Мало того, он нарушил и его последнее правило: его видели с Тейелями!

Взгляды Жюльена и раньше не были тайной для его сослуживцев, сейчас он просто подтвердил их. Но теперь и Жюльен знал, как ему держаться с ними. Он еще сильнее ненавидел их, когда слышал, что они насмехаются над черными. Как он жалел своих товарищей по работе, которые, не разделяя взглядов Сержа, Рауля и других им подобных, притворялись, однако, будто согласны с ними!

— Ты знаешь, у меня они тоже отнюдь не вызывают симпатии, но я боюсь оказаться в одиночестве: я дорожу общением с соотечественниками. Вот и приходится делать вид, будто соглашаешься с этим дьявольским вздором. Пойми меня, Феррай: не так-то легко в Африке белому жить в одиночестве, — сказал ему Ришар, когда они вошли в их общий кабинет.

— Я уже понял тебя…

— Да, я лицемер, подлец…

— Прошу тебя… Я ведь только сказал, что понял тебя… Что ж, у каждого из нас свой характер. В моем характере — поступать по-человечески…

— Я не осуждаю тебя, конечно же, ты прав, но вот видишь, тебя уже бойкотируют, и еще неизвестно, останешься ли ты в Карибе.

— О, на этот счет я не питаю никаких иллюзий. Я знаю Рауля: он под каким-нибудь предлогом или отошлет меня во Францию, или отправит в джунгли… Ну скажи, что сделал Тейель этим глупцам, что они так клеймят его? Со многими ли черными они знакомы, долго ли прожили среди них? Что они знают о черных?.. Вы едва отвечаете служащим-африканцам, когда они здороваются с вами, вы «тыкаете» им и всегда готовы наброситься на них за малейшую оплошность. Почему?

— Мне по душе твой пыл, но будь осторожен…

— О господи! На черта вы приперлись в Африку, если не выносите негров?!

Феррай бросил окурок в пепельницу и вышел.

— Я немного колебался, прежде чем пойти к вам, ведь я не сумел на неделе предупредить вас о своем визите, — сказал Жюльен, входя в гостиную Тейелей.

Как всегда в воскресные дни, инженер, облачившись в расшитое орнаментом бубу из белого фая, в расшитых и отделанных каймой бабушах на ногах, читал, возлежа на тахте, словно восточный владыка. Жюльена он увидел, когда тот подходил к дому, и предупредил домочадцев раньше, чем гость успел позвонить.

— Садитесь, Феррай, прошу вас, мои сейчас придут, — с улыбкой встретил он гостя, довольный, что принимает у себя соотечественника.

Вошла мадам Тейель. Стройная, в узкой юбке и короткой блузе из хлопчатобумажной ткани, она показалась Жюльену более красивой, чем три недели назад. Жюльен познакомился и с детьми — их оказалось пятеро, а не трое: три мальчика и две девочки. Черная служанка хлопотала по дому.

— Вам нравится наш город, мсье Феррай? — спросила мадам Тейель с улыбкой, но голос ее выдавал затаенную тревогу.

— О да, очень! Кариба — город оживленный и нравится мне… почти во всем, — сказал он, думая одновременно и о Жизель, и о стычке, которая произошла у него с сослуживцами.

«Почти во всем!» От Тейелей не ускользнуло, что он замялся, прежде чем произнести эти слова. Мадам Тейель улыбнулась, потом сказала просто:

— Желаю вам, чтобы жизнь в нашем городе была для вас приятной!

— Арсен, уведи малышей! — сказал Тейель и, когда дети ушли, заметил: — Вот вы сказали, что Кариба вам нравится… почти во всем…

— Да, и я искренен, — ответил Жюльен.

— Было бы чудом, если бы в человеке, будь он даже нашим лучшим другом, нам нравилось все, и так же естественно, что мсье Ферраю не все нравится в Карибе, — проговорила мадам Тейель.

— Это верно, но, мне кажется, я полюбил бы в этом городе все, если бы не некоторые люди, некоторое направление мыслей…

— Уже? — лукаво спросил Тейель.

— Да, уже, — признался Жюльен, хотя ему не очень хотелось говорить о своих сослуживцах. Но, вспомнив о них, он разнервничался и рассказал все Тейелям.

— Вот видите, у вас уже большие неприятности, — посетовал Тейель. — Если помните, при первой нашей встрече я сказал вам, что в этом городе общение с такими людьми, как мы, принесет вам неприятности…

— Но это же бессмыслица! Абсурд! — воскликнул Жюльен.

И потом, пока Тейель говорил, он то и дело прерывал его возмущенными возгласами, в которых звучало подлинное отчаяние. Именно абсурд, вот что это такое! Он попытался разобраться в нем и сам стал его жертвой: отказ подчиниться в отношениях с местным населением тем нормам поведения, которых придерживались его соотечественники, не только вышвырнул его из круга европейцев, живущих в Карибе, но и привел к тому, что в одно прекрасное утро ему объявили о направлении на работу в Иугуру.

Он принял новое назначение как величайший дар неба, но постарался скрыть свою радость: незадолго до этого Жизель сказала ему, что получила в Иугуру место учительницы и переедет туда еще до начала занятий в школе. Тогда он не обещал навещать ее, так как путь был дальний. Теперь же мысль, что наказание, которое на него налагали, посылая в глухую деревню в джунглях, скрасится присутствием Жизель, заставило его сердце радостно забиться. В тот же дёнь, едва стемнело, он отправился в Капис объявить ей новость.