Двенадцать лет, семь месяцев и одиннадцать дней - Лоррис Мюрай
Эми, конечно, располагала очень скудной информацией, это были всего лишь воспоминания человека, который по утрам много лет листал газеты, невольно хватаясь за сердце, когда под угрозой была молодая жизнь. «Шевроле» запал ей в память. В тогдашней прессе машина — больше, чем водитель, больше даже, чем его жертва, — стала центральным персонажем драмы. Эми вслух высказала гипотезу, что, возможно, авто более привычной модели и другого цвета не так поразило бы умы. «Шевроле-Импала-СС» 1995 года, вишнево-красного цвета dark cherry metallic, возникший из тумана, превратился в кровожадного убийцу. Его характерный силуэт надолго затушевал человека за рулем. Джек Стивенсон обрел плоть в глазах людей только на процессе. Многие честные граждане были возмущены случившейся в стенах суда метаморфозой, когда убийца превратился в безупречную жертву неумолимого рока, а несчастный ребенок стал неосторожным сорвиголовой.
— Твой отец выкрутился, тем лучше для него, но адвокаты — низкие люди.
— Если его оправдали, значит, он был невиновен, — заявил Уолден.
— Наверно.
— Почему же вы сказали, что мой отец — убийца? Это ужасно — сказать такое.
— Я была неправа. Прости меня. У меня уже два дня так болят ноги. Пусть думают что хотят, но это ноги руководят головой, а не наоборот. Когда мне так больно, с меня станется сказать или сделать любую глупость. Ты же сам это заметил.
— А как вы ведете машину босиком?
— Не сказала бы, что это удобно, но, думаю, смогу вывезти нас отсюда и добраться до ближайшей пиццерии.
Уолден смотрел прямо перед собой.
— Я должен пойти к хижине. У меня… как будто свидание, понимаете?
— Что ж, я с тобой, нравится тебе это или нет. То, что ты мне сейчас рассказал об этой машине… Силы небесные! Эта машина! Уолден, ты правда никогда ничего не слышал?
— Скажем так, некоторые вещи я теперь понимаю лучше. Родители отправили меня на четыре дня к тете Марте, и я начинаю догадываться почему. Наверно, тогда был суд. И даже… Вот!
— Да?
— Она никогда не включала телевизор. Моя тетя. По-моему, боялась, как бы я не увидел новости. Не знаю, что бы со мной было, если бы я услышал имя отца, или увидел его в наручниках, или бог его знает что еще. Мне ведь было всего десять лет.
— Эта женщина была права.
— А потом, дома… я же чувствовал, что что-то не так.
Пока Уолден излагал список проблем, рассказывал о бурных ссорах между родителями, о том, как отец помешался на безопасности и как внезапно ушла мать, Эми включила зажигание. Теперь «Фиат-Панда» ехал к поляне.
— Я убил сурка недалеко отсюда.
Эми посветила фарами в темноте, сбросила скорость и, проехав сотню метров, погасила фары.
— Хотела бы я знать, что мы там найдем, — сказала она. — Давай выйдем и пойдем дальше пешком. Я думаю, лучше попробовать подойти, не подняв тревоги.
— Мне не нужна ваша помощь, — отозвался Уолден.
Эми тронула его за колено, и он подскочил так, что едва не стукнулся головой о крышу «Панды». Никогда в жизни она не посмела бы даже намекнуть, что он боится. Уолден был просто напряжен, как тетива арбалета на соревнованиях.
— Мне неспокойно, — начала она. — Было бы нехорошо с моей стороны бросить тебя одного. Если я останусь в сторонке, не буду тебя смущать…
Тропа в этом месте уходила под свод ветвей, за которые цеплялись последние осенние листья. Поляна была в конце, за легким изгибом, и виделась им лишь как линза слабого света. Они одновременным движением, каждый со своей стороны, распахнули дверцы. Эми посторонилась, чтобы Уолден пошел первым. Она с удивлением смотрела на ствол карабина, торчащий над плечом маленького мужчины. За спиной, как шип на хребте доисторического животного, висела бейсбольная бита.
Уолден остановился так резко, что Эми чуть не наткнулась на него.
— Мой отец стоял здесь, — сказал он, показывая на кусок тропы, погруженный в тень.
Тремя шагами дальше он увидел машину. Ветер расчистил ночное небо, и «Шевроле» был залит лунным светом, повернутый к ним в три четверти, словно нес стражу перед бревенчатой хижиной. Кроваво-красный, раненый, зловещий. Капот был смят, крышка багажника приподнята, правая передняя дверца приоткрыта, от ветрового стекла осталось крошево. Повсюду на нем были раны, полученные в недавней битве в лесу, фары разбиты, на кузове вмятины. Уолдену показалось, что «Шевроле» еще дымится, почудился запах старой кожи, жженой резины, масла, бензина. Ощущая странные вибрации, он понял, что «Шеви» снова готова взреветь и ринуться на штурм.
Рука Эми ухватила его за локоть.
— Кажется, никого нет.
Теперь Уолден разглядел разбросанные вещи вокруг машины: веревку, гармошку дорожной карты, бумаги и газетные листы, которые колыхал в траве ветер.
— Лучше не подходи.
Из короткой трубы на крыше вырывалась струйка дыма. Уолден показал пальцем на хижину со слабой улыбкой на губах.
— Я думаю, он меня ждет.
— Не воображай. Мы ни в чем не уверены.
— Я обойду кругом. Буду держаться между деревьями, обещаю.
— Уолден, нет…
— Вы умеете стрелять, Эми?
— В последний раз стреляла больше сорока лет назад, стрелами на присосках. Да и то не уверена, что попала в картонного зайца.
Уолден вложил ей в руки карабин.
— Вы меня прикроете.
— Мы с тобой не в вестерне. И в кого я, по-твоему…
— Если машина тронется. В шины, Эми.
Он взял биту, два-три раза рассек воздух.
— Я пойду взгляну по ту сторону. Подам вам знак, догоните меня, если все будет хорошо.
Уолден пригнулся, как алгонкин на тропе войны, и юркнул налево. Он хоронился за кустами, перебегал от дерева к дереву. Это был его лес, он думал, что приручил его. И то верно: никакие лианы не пытались его удержать и мошка больше не докучала.
Некоторое время он бродил в потемках с единственным ориентиром — мерцающим пятном «Шевроле». Хижина стояла к нему слепым боком. Надо было прятаться, и приходилось идти длинной и извилистой дорогой, но ему казалось, что он знает ее как свои пять пальцев, все пни, валуны, низкие ветви, колючие стебли, все ее ловушки. Он раздвинул сухие ветки старой сосны и без колебаний пересек каменистое русло, зная, что оно замшелое и скользкое. Ну вот, наконец-то он перед окном, в которое долгими часами высматривал отца.
Оно было освещено, и за стеклом вырисовывался знакомый силуэт. Свет не был ярким, как от лампы, скорее слабое свечение на заднем плане, и Уолден различал лишь очертания. Человек к тому же не стоял у окна, как стоял он сам, всматриваясь в темный лес. Не узнать его, однако, было невозможно,
