Мальчик из Югуру - Олимп Бели-Кенум
— Анаконда,—это очень опасная змея, — сказал Якубу. — Я уже рассказывал директору нашей школы историю, которую сейчас и тебе расскажу. Он мне тогда дал энциклопедию, и я прочитал, что эта огромная змея нападает даже на людей. Вот эта все время заползала к нам. За пять месяцев она утащила у нас трех коз и не знаю сколько петухов и кур. Отцу это надоело, и он поставил два самых больших капкана, из которых даже лев не смог бы вырваться. Мы починили сарай, куда загоняли на ночь овец, я тебе вчера его показывал. Загнали мы вечером овец и заперли их. Но, как ты видел, в каждой стене сарая сделано по два окошечка, чтобы проветривать его ночью. Мой отец решил поставить под каждым окошком по капкану. Змея должна была обязательно попасться, потому что, кроме окошек, для нее не было другого прохода внутрь. И даже если бы она проскочила капкан снаружи, то, просунув голову, она тут же попалась бы в тот, что стоял внутри.
— Здорово придумано! — сказал Айао.
— В этом случае лучше сказать — ловко придумано, — поправил его Якубу и продолжал: — И вот вечером, когда в доме уже все спали, анаконда — гроза домашнего скота и кур — появилась. Мой отец говорит, что, судя по тому, как змея попалась в капкан, она переползла на крышу сарая с мангового дерева, которое растет рядом. Потом она попыталась пролезть в окошко и с первого же раза надавила своей огромной головой на диск капкана, что стоял внутри. Он тут же зажал змее голову своими зубьями. А тело ее, говорит отец, сползло с крыши и стало биться о стену и о землю и тоже попалось в капкан — тот, что был снаружи.
— Значит, анаконда попалась в капкан сразу с двух концов: головой и серединой туловища? — спросил Айао.
— Конечно. Об этом можно догадаться по коже, если посмотреть на голову и на дырки посередине ее туловища.
— А с тех пор другие змеи не заползали?
— Нет, но капканы стоят там до сих пор. Отец иногда, вспомнив о них, снимет, смажет маслом и опять поставит на место. Идем посмотрим!
37. ДИКОБРАЗ В КАПКАНЕ
— Куда вы идете? — спросила Кокойе́, мать Якубу, высокая, полная, красивая женщина с величественной осанкой.
— Я хочу показать Айао капканы.
— Только не трогайте их, ребятки, — сказала она тихо.
— Нет, мама, мы не будем к ним подходить.
— Какие они страшные! — сказал Айао, разглядывая капканы; они висели на стене, словно причудливые военные трофеи.
— И около курятника поставлены такие же. В них попалось пять лисиц.
— Лисиц? — удивился Айао.
— Да, а что? — спросил Якубу, удивленный реакцией своего друга.
— Ведь во всех баснях Лафонтена, которые нам задают учить наизусть, лиса всегда самая хитрая, самая ловкая, неуловимая, и вдруг...
— О! Сначала я тоже думал, как ты. Но когда я увидел, как в наши капканы попадаются лисы и не могут из них вырваться, я перестал верить басням Лафонтена.
Так, не умолкая ни на минуту, они обогнули скотный двор и подошли к мастерской, где Фашина шил бабуши из кожи игуаны. Кроме него, там работали два его ученика — Иессуфу и Идиссу. У Якубу были только брат и сестра — близнецы, которым едва исполнилось два года. После рождения Якубу мать его потеряла семерых детей, умерших в раннем возрасте. Все они были похоронены неподалеку от сапожной мастерской. Там теперь виднелись маленькие холмики. Fla каждом стоял кувшин с водой, прикрытый лоскутком одежды умершего.
Кривым шилом Фашина прокалывал обработанную кожу игуаны и две, сложенные вместе, кожаные пластинки, составляющие подошву бабуши. Затем в эту дырку он продевал крест-накрест две узкие полоски кожи. Он работал (быстро и уверенно. Видно было, что это мастер своего дела.
Около него лежали разные инструменты, которыми пользовались и его ученики. Якубу, как настоящий учитель, подробно объяснял своему другу назначение каждого из этих инструментов.
Раздавалось легкое постукивание молотка. Из-под очень острых ножниц падали обрезки кожи от подошвы, зажатой в тисках, прикрепленных к самодельному массивному столу. Затем Фашина отпустил тиски, постучал по подошве молотком, взял маленький стальной ножичек и, словно бритвой, легко срезал все шероховатости, которые, как ему казалось, делали обувь менее красивой и удобной.
Айао словно завороженный внимательно следил, как на его глазах рождалась бабуша. Он смотрел, стараясь запечатлеть в памяти, что делал каждый из мастеров, запомнить назначение различных инструментов и всю обстановку в этой интересной мастерской.
Ночью он увидел смешной и удивительно запутанный сон. Ему снилось, йудто бы башмак, весь в зубьях, проглотил питона, а зубастый капкан зажал каблук башмака. И земля, как змея, заглатывала цепь, к которой был прикреплен капкан.
Он проснулся от своего собственного смеха.
— Ты так часто просыпаешься? — спросил у него Якубу.
— Невозможно было удержаться! — ответил Айао и рассказал ему свой сон.
— Твой сон какой-то мрачный.
— Ты так считаешь?
— Я не люблю снов: два раза мне снилось, что один из моих братьев умер, и каждый раз так и случалось через несколько месяцев.
— Тогда я тебя понимаю. Но, надеюсь, мой сон не исполнится и земля не проглотит вчерашний капкан.
— Пойдем в поле, а то как бы отец нас не опередил.
Фашина действительно уже побывал там. Он все видел, но, чтобы не лишать детей радости открытия, вернулся домой. Поэтому, когда Айао и Якубу пришли на знакомое им место, они увидели огромного дикобраза, переднюю лапу которого крепко защемил капкан. Зверь долго бился, стараясь освободить лапу. Он напрасно подпрыгивал, пытаясь вырвать вбитый в землю кол. Повсюду валялись его колючки. Трава вокруг была вытоптана, листья маниоки оборваны. Выбившись из сил, но еще живой, злобно озираясь, дикобраз, увидев детей, подпрыгнул, громко загремев цепью. Мальчики, слегка оробевшие, но счастливые, помчались к дому с радостными криками.
Они сообщили новость Фашине, который, продолжая делать вид, что ничего не знает, поспешил взять мачете, длинную дубину и пошел вместе с ними в поле. Оба друга не помнили себя от радости.
Дикобраз был на месте и при их приближении разразился яростными криками. Дети долго его разглядывали.
