Двенадцать лет, семь месяцев и одиннадцать дней - Лоррис Мюрай
Ощущая поднимающийся в нем смутный неуют — первый предвестник сочувствия, — Джек вернулся к машине самой темной дорогой. Снова усевшись за руль, он взглянул на часы. Отметил, что наступил новый день, и, как Уолден, перевел: двенадцать лет, семь месяцев и четыре дня.
Пока он выберется из леса, пока доедет до какой-нибудь дыры, будет слишком поздно искать мотель. Он решил провести остаток ночи в «Шевроле».
Джек терпел еще больше часа, но все же включил зажигание. Он проехал первые метры словно по яйцам (такой образ пришел ему в голову), по-прежнему задним ходом. Потом развернулся и прибавил скорость. Он быстро преодолел тропу и разбитые дороги и остановился, только оставив лес позади, на унылой площадке серого бетона на обочине шоссе с редким движением.
Следующий день показался ему гнетущим и бесконечным. Джек предусмотрел все непредвиденные случайности. Встречу он назначил на следующий день, на расстоянии, не превышавшем сотню миль. Он никуда не спешил, позавтракал яичницей с ветчиной и кленовым сиропом в пустой забегаловке и не знал, чем занять смертельно скучный день. Развлекаться он был не расположен, и мысль посмотреть какой-нибудь дрянной фильм в глубинке Мэна даже не пришла ему в голову. Он мог бы изучить путеводители в поисках удобного и уютного пристанища. Вместо этого он остановился наобум, когда скука стала невыносимой, у неказистого здания, фасад которого был выкрашен голубой краской в ту пору, когда президент Обама еще протирал штаны на скамьях Гарвардского университета. Большинство букв неоновой вывески давным-давно погасли.
Комната была не веселее палаты, которую он занимал в Детском центре Джонса Хопкинса тридцать лет назад, когда ему удалили аппендикс. Но, во всяком случае, чистая. Джек положил сумку, которую достал из багажника, на фанерный столик, привинченный к стене почти под экраном державшегося на шарнире телевизора. Внутри была папка толщиной 15 сантиметров, на которой значилось одно только имя: КРАУДЕР. Он положил ее перед собой и освободил от резинок. Чуть поколебавшись, достал из сумки еще один сверток. Он был завернут в пять или шесть слоев газеты. Внутри лежали пачками по пятьдесят штук в конвертах семьсот банкнот по 100 долларов и две тысячи банкнот по 50 долларов, итого 170 000 долларов. Все его достояние, все, что ему удалось скопить за последние годы. Выгодно вложив эти деньги, он мог бы однажды (еще не скоро) со спокойной душой и даже с комфортом уйти на покой. В довершение картины он достал из правого кармана парки мобильный телефон и положил его поверх большого и тяжелого свертка, заклеенного коричневым скотчем.
Джек откинулся на спинку стула, чтобы рассмотреть кучки бумаг, уместившие в себя то, чем стала его жизнь. Через несколько часов, если всё будет хорошо, он избавится от всего этого и жизнь войдет в свою колею, хоть и без ста семидесяти тысяч долларов.
В огромной картонной папке лежало некоторое количество разноцветных файлов. Самый объемистый, желтый, внизу стопки, носил название «Пресса». Большая часть вырезок — из балтиморской «Сан», но были и статьи из других газет Мэриленда, а также Мэна, Вермонта, Нью-Гемпшира (и даже заметка в десять строк из воскресного выпуска «Нью-Йорк Таймс»). Джек иногда воображал себя героем на первых полосах периодики или, еще лучше, на большом экране, в стетсоне на голове и с «ремингтоном» в руках. Но кому охота фигурировать из выпуска в выпуск на страницах хроники происшествий? К тому же подлинной звездой хроники был не Джек Стивенсон. Это был «Шевроле».
Он брал статью за статьей и отшвыривал подальше от себя, в стену; мелькали крупные заголовки. Его «Шеви» называли извергом, убийцей, цвет описывали как кровавый. На снимках машина была видна анфас и в профиль. На некоторых крупных планах запечатлены только дверца и правое крыло.
В Балтиморе людей убивали каждый день при всеобщем равнодушии. Сведение счетов между наркодилерами удостаивалось лишь коротенькой заметки в местной прессе, а то и ни строчки. В конце концов, это риски профессии. Тут было совсем другое дело. Авария, да, но авария трагическая, авария, жертвой которой стал невинный ребенок.
Три года спустя Джек продолжал задавать себе два вопроса. 1) Как такой ужас мог вообще произойти? 2) Как он мог быть таким идиотом?
Все возвращает его к некоему вечеру бейсбольного матча, когда его «Ориолс» встречаются на своем поле с «Твинс» из Миннесоты. Над окружной дорогой Балтимора висит туман, густой, хоть ножом режь, и Джек тревожится, как бы матч не отменили. Что же, собственно, произошло, когда он ехал по городскому участку автострады в направлении стадиона? Почему его, как мотылька, притянули к себе размытые огни далеких домов? В первый момент ему показалось, что он задел одну из бетонных клумб, которые оживляют окраины, как надгробные камни оживляют кладбища. Во всяком случае, удар был будь здоров, и он подумал, что было горячо, очень горячо. Он выровнял машину, сообразил, что покинул ряд и заехал куда-то, собственно, неизвестно куда. Ему трудно было признать, что он мог вот так потерять ориентиры, у него же всегда был радар подо лбом. На паркинге «Кэмден Ярдз», прежде чем направиться к трибунам «Ориолс», он для очистки совести осмотрел правый бок машины. Сказать по правде, он не ожидал найти ничего особенного. И действительно не было ничего особенного. Но потеки, которые он увидел на кузове, подействовали на него как холодный душ.
Обычно, когда бывали проблемы с «Импалой» (что случалось нередко за два десятка лет беспорочной службы), Джек оставлял машину в «Брентвуд Аутомотив». Солидная фирма, профессионалы без сучка без задоринки. Но тут неприятное чувство удержало его. Обычно им занимался Джесси. Вероятно, Джеку не хотелось рассказывать Джесси, что с ним случилось (небольшой крюк в сторону от дороги, столкновение с неопознанным земным объектом, которого он не заметил в тумане). Джесси нет равных как механику, но он большой шутник. Джек решил, что ущерб невелик и сойдет любая мелкая автомастерская. Это не вполне объясняет, почему он доверил свой нежно любимый «Шевроле» некому Маккаллуму, владельцу лавочки «Заправка и любой ремонт». В другое время у этого типа он не купил бы и пончика в целлофане.
Роковая ошибка. О! В самом деле? На жаргоне так называемых психологов это, кажется, зовется «оговоркой по Фрейду». Перевод: реализация подсознательного желания. Если еще яснее, это значит сделать то, чего у вас
