Тайное письмо - Коллектив авторов

— Дедушка, вы, наверное, простудились?

— Да, сынок. В такую горячую пору — и на тебе...

— Вы что же, и вечером остаетесь на рисовом поле? Там ведь очень холодно.

— А как же быть? Нельзя упускать время. Да где же этот Дя Гир запропастился? — Старик поднялся и положил один мешок на другой, намереваясь сразу унести их.

— Дедушка! Я помогу вам. — Вал Су положил школьную сумку.

Старик с сомнением посмотрел на мальчика:

— Можно, конечно, но осилишь ли ты такую тяжесть?

Вместо ответа Вал Су одним ловким движением поднял на плечо мешок.

— Ишь, какой молодец! — Старик взвалил мешок на спину и тронулся в путь. Вал Су молча последовал за ним.

Дя Гир носился с ребятами по берегу, но вдруг увидел, как Вал Су вместе с дедушкой несет на поле тяжелые мешки с удобрениями.

Он даже присвистнул от удивления и пробормотал:

— Эх, обязательно разболтает дедушке про карикатуру.

9

Вал Су проснулся от раскатов грома. Во тьме, заполнившей комнату, будто извивались огненные змеи. И каждый раз, когда ослепительные зигзаги молний разрезали на куски черный небосвод, в окно отчетливо видно было, как сильные дождевые струи шумно обрушивались на крышу сарая и на хозяйственные пристройки, будто желая затопить разом все.

До слуха Вал Су доносилось, как с ревом бегут ручьи, вздувшиеся от дождя.

Стенные часы пробили два часа ночи. Вал Су поднялся с постели. Мать одетая стояла у двери, собираясь выйти на улицу.

— Мама, куда ты?

— Знаешь, сыночек, как кстати этот дождь! Нельзя же ему дать уйти в реку. Надо задержать воду на полях.

В соседней комнате заплакал ребенок. В дверях показалась Вал Хи с сынишкой на руках.

— Мама, ты присмотри за Ен И. Я одна схожу в поле.

— Дай матери возможность смыть свой позор в эту грозу. — Мать умоляюще посмотрела на дочь, и та, поняв ее состояние, не стала возражать и принялась успокаивать плачущего Ен И.

— Я пойду с тобой! — крикнул Вал Су и выбежал вслед за матерью.

Была такая темень, что они с трудом находили дорогу, но постепенно их глаза привыкли к темноте. Когда они, наконец, добрались до рисового поля, Вал Су первым увидел бригадира Док Бо.

— Мама, дядя Док Бо уже здесь! Смотри!

Мать и Вал Су, следуя за бригадиром, разыскивали в темноте наполненные до краев оросительные канавы и пускали воду на рисовые поля.

— Зря вы пришли. Я справился бы сам, — сказал бригадир матери.

— Как можно сидеть дома в такое время? Все равно уснуть не смогла бы.

Док Во был доволен:

— Это хорошо, что у нас в кооперативе есть такие люди. Учись у матери, Вал Су! — Док Бо улыбнулся, сверкнув в темноте белыми зубами.

Вдруг Вал Су услышал знакомый голос. Это дедушка Дя Гира что-то говорил своему внуку.

Дедушка сильно закашлялся.

— Дедушка, а дедушка, иди-ка лучше домой, я сам справлюсь, — просил его Дя Гир.

— Разве ты справишься один?

— Конечно, справлюсь, не беспокойся, иди домой.

В это время подошел Вал Су. Вместе с Дя Гиром он стал упрашивать старика пойти домой.

Дедушка, узнав Вал Су, согласно закивал головой и тяжело поднялся.

Когда дедушка скрылся в темноте, Дя Гир спросил:

— Что же ты не рассказал дедушке о карикатуре? Помнишь, когда помогал ему переносить удобрения?

— А тебе очень хотелось, чтобы я рассказал?

Дя Гир молчал. Некоторое время они усиленно работали лопатами. Затем Дя Гир сказал:

— Слышишь, Вал Су! Можешь теперь рисовать на меня хоть целых сто карикатур, я и тогда не обижусь.

— Ты же говорил совсем другое?

— Даже наш дедушка не жалеет себя ради общего дела... Я больше не буду лазить в кооперативный огород!

— Тогда я еще раз нарисую тебя в стенгазете. Но не карикатуру, а твой портрет.

Пак Ун Гор

НА ПЕРЕПРАВЕ

По мере приближения отряда к переправе лицо командира становилось все мрачнее. «Кто может поручиться, — с тревогой думал он, — что тот один-единственный лодочник, который работает на переправе, не ушел вместе с эвакуирующимися? Если так, то как же тогда переправить солдат на другой берег?» Командир хорошо знал эти места. Здесь нет дороги в обход, а река, преградившая им путь, бурная, как все горные реки, слишком широка и глубока, чтобы рискнуть переправляться вплавь. Да, задача была не из легких!

В те дни все шли на север. Казалось, сама земля повернулась к северу, не желая встречать полчища оголтелых бандитов.

Отряд уходил последним. Мало было надежды встретить хоть одного человека, который мог бы сказать, что там впереди, на переправе. Крестьянские дома, изредка попадавшиеся на пути солдат, пустовали: хозяева давно покинули их.

Отряд вошел в маленькую деревеньку, расположенную всего в тридцати ли[4] от переправы. К счастью, бойцы застали в селении двух стариков. Один из них, лет шестидесяти, крупный, сильно хромал. Другой, гораздо старше первого, седой как лунь, тщедушный, с трудом передвигался, опираясь на сучковатую палку. Кроме них, в деревне никого не было: люди ушли в горы или эвакуировались на север.

Но ничего определенного о положении на переправе старики сказать не могли: они давно уже никуда не выезжали из деревни. Они только знали, что три дня назад на переправу ушли председатель сельского Народного комитета и другие деревенские активисты. А раз они не вернулись, то можно предположить, что лодочник тогда еще был на месте...

— Ладно, может, три дня назад он там и был, по сейчас-то его наверняка там нет. Он ведь тоже не дурак, чтобы по своей воле лезть в пекло! — пробасил хромой.

Но тщедушный не согласился с ним:

— Чего зря мелешь? Почему ты думаешь, что он ушел? Он остался. Не тот он человек, чтобы в такое время бросить переправу. Упрямству лодочника Гом Со Бана впору и самому медведю позавидовать![5] — Он повернулся к командиру: — Сынок, нечего зря беспокоиться, идите смело. Кто-кто, а я-то его хорошо знаю. Он не ушел и не уйдет со своей переправы.

Хромой не унимался:

— Оставь ты, старик, свои бредни. Здесь не то что с медвежьим упрямством, но и с удалью тигра ничего не сделаешь. Ты не слыхал разве, что враги уже