Тайное письмо - Коллектив авторов
— Будь ты на его месте, конечно, твой след давно бы простыл. Ленивый ты человек, вот что я тебе скажу. — Тщедушный затряс седой головой. — Тут как-то в нашу деревню вошли усталые солдаты и попросили воды напиться, так что выдумаете: он даже не сходил к колодцу. Лень его одолевает. Вот он какой! Но, имей хоть капельку совести, как можно в такое трудное время оставить переправу? Гом Со Бан хорошо знает, что без него люди не смогут перебраться через реку, а сколько их уходит в эти дни на север, поди посчитай!
Хромой открыл было рот, чтобы возразить своему односельчанину, но, взглянув на серьезное лицо командира, махнул рукой и, сильно припадая на одну ногу, заковылял прочь.
— Так тот, на переправе, надежный человек? — Командир внимательно посмотрел на худого.
— О, не сомневайтесь, на него можно положиться! — В голосе старика слышалась гордость за своего земляка-лодочника.
Вот что узнал отряд о Гом Со Бане во время короткого привала.
* * *
Люди недаром дали Со Бану прозвище «Медведь». Характером он был мягок и добр, но если что-нибудь приходилось ему не по нраву, то уж держись — становился упрямым и твердым.
Гом Со Бан унаследовал от отца лодку и вот уже долгих сорок лет работал на переправе. Ею пользовались преимущественно местные крестьяне, от которых нельзя было ждать богатой мзды. Поэтому лодочник, чтобы кое-как прокормиться, кроме работы на переправе, возделывал небольшой участок земли. В солнечную ли погоду, в дождь ли — всегда в неизменном латаном-перелатанном грязном ватнике он медленно ворочал своими крепкими мускулистыми руками пудовые весла.
— Брось ты, дружище, эту работу! Подался бы лучше куда-нибудь в другое место, ну, хотя бы на лесной промысел, — советовали, бывало, ему знакомые.
Но он всегда отшучивался, говоря своим грубоватым голосом:
— Если я оставлю переправу, кто же тогда будет перевозить крестьян?
И в словах его была доля правды. В таком захолустье лодочник незаменим. Не будь здесь переправы, многие из крестьян лишились бы единственной возможности общаться друг с другом.
Но этот добрый человек имел и настоящие медвежьи повадки. Трудно было вывести его из равновесия, но, если такое случалось, горе тому, на чью голову обрушивался его гнев.
До сих пор еще помнят в этих местах случай, который произошел в молодые годы Гом Со Бана. Один японский полицейский хотел переправиться через реку. Он везде чувствовал себя полным хозяином. Решил он проявить свою власть и здесь. Хотя у реки собралось много крестьян, полицейский потребовал, чтобы его перевезли одного. Не переставая осыпать крестьян и лодочника отборной бранью, он развалился в лодке и приказал гнать ее пустую на другой берег.
Может, ничего бы и не случилось, попридержи полицейский язык. Но он не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над лодочником.
Когда лодка уже была на середине реки, он криво усмехнулся:
— Ну-ка, медведь-циркач, покажи свой фокус-покус!
Терпение Гом Со Бана лопнуло. Глаза его сверкнули недобрым огнем.
— Ну что ж, можно показать тебе и фокус! — С этими словами он сгреб японского полицейского в охапку и несколько раз окунул с головой в студеную воду.
Говорят, что после этого купания полицейский несколько поубавил свой пыл и старался пореже показываться на переправе.
Все окрестные жители любили и уважали Гом Со Бана за его доброту и честность. И каждый, кто шел ни переправу, знал, что лодочник его обязательно перевезет, что ему не придется возвращаться, не побывав на другом берегу.
Пятнадцатого августа 1945 года Корея была освобождена от японского владычества, и в Северной Корее установилась народная власть. Очень скоро пришел конец долголетним мытарствам лодочника. По решению местного Народного комитета, была построена новая большая лодка, а лодочник стал получать зарплату и продовольственный паек.
С тех пор Гом Со Бан расстался со своим старым ватником. В погожие дни он ходил в чистой рубашке из добротного холста, а в дождливую погоду — в плаще, который прислал ему Народный комитет. Младший сын его начал посещать школу.
Он и сам стал обучаться грамоте и спустя некоторое время уже разбирался, что такое народная власть и какую жизнь она несет народу Кореи.
— Теперь-то нам, простым людям, и надо жить, а как же иначе: мир-то стал нашим! — говаривал Гом Со Бан.
В первые дни войны[6] его старший сын добровольно ушел на фронт. В день отъезда сына Гом Со Бан, переправив сына через речку, долго смотрел ему вслед. Затем, словно заканчивая с ним разговор, промолвил:
— Добро, сынок. Не срами, не позорь отца. Ты — винтовкой, я — веслом, мы оба постоим за наше общее дело!
* * *
Отдохнувшие бойцы вместе со своим командиром снова тронулись в путь. Дорога проходила через сопки и горные ущелья, одетые в пурпур и золото щедрой осени. Но вершины гор уже были тронуты первым инеем, и по ущельям гулял пронизывающий холодный ветер, предвещая близкую зиму. Трудно было шагать по извилистой горной дороге. За ночь затянувшаяся было ледком осенняя грязь таяла под лучами солнца и хлюпала под ногами. Перевалив последнюю сопку, солдаты как по команде устремили свой взор туда, где синей змеей извивалась горная река, то прячась под кручами отвесных скал, то вырываясь на далекую луговину.
Отсюда до переправы, казалось, рукой подать. Зоркие глаза бойцов уловили маленькую, как муравей, лодку, скользящую по свинцовой глади.
— Ура! Лодка! — взволнованно закричали солдаты.
Когда они подошли к переправе, лодка пристала к берегу.
— Скорей садитесь, — пригласил лодочник.
Продубленное речным ветром, почерневшее лицо с густыми черными усами и спокойные движения лодочника внушали доверие. Лодка была вместительной, но все же нужно было сделать два рейса, чтобы перевезти всех солдат. Командир переправлялся со второй группой.
Он вошел в лодку последним, и Гом Со Бан тут же направил ее к середине реки. Стремительный поток яростно набрасывался на тупой нос лодки, стараясь увлечь за собой хрупкое суденышко и сидящих в нем людей. Стальной трос, перекинутый через реку, от тяжести лодки натягивался как струна.
— Большое вам спасибо. В такой холод... — Командир не знал, как отблагодарить лодочника.
— За что спасибо? Это моя обязанность. Надо бы вам спасибо сказать! — Из-под густых черных
