Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном - Алекс Белл
Не только по национальности и языку, но и по характеру, внешности и темпераменту Рене Декарт – тот самый ученый – был типичнейшим французом. Однако по образу мыслей и стилю жизни его скорее можно было назвать гражданином мира. Каждый день своей необычной жизни он проводил как хотел, где хотел, с кем хотел, и при этом успевал размышлять о мире таким образом, как будто до него философии еще не существовало. Еще в раннем детстве он спокойно поставил родителей в известность о том, что будет вставать утром во столько, во сколько он хочет, ходить на уроки лишь тех учителей, которые лично ему были интересны, а большую часть зимы (он был болезненным и ненавидел снег и морозы) будет сидеть дома, у теплой печки. Юный Рене был до того упорен, что родители со всем согласились, особенно учитывая то, что и в школе, а позже и в лучшем в стране иезуитском колледже преподаватели были в восторге от его ума и способностей. Чего не скажешь о самом Рене, который, хоть и выучил труды Аристотеля, Фомы Аквинского и прочих столпов философии почти наизусть, считал их учения устаревшими.
После колледжа он решил путешествовать, чтобы изучить «книгу мира» своими глазами, лет за пять объездив вдоль и поперек всю Европу несколько раз. Затем неожиданно записался во французскую армию и даже поучаствовал, подобно вымышленным героям Дюма, в осаде крепости гугенотов в Ла-Рошели. Окончил военную карьеру Декарт столь же внезапно: оказавшись суровой зимой со своей частью в деревне в Баварии, он решил, что на улице слишком холодно, и, чтобы не стоять весь день смену в карауле, сдал оружие. В той же деревне он нашел дом с огромной, самой теплой печью и с наслаждением просидел перед ней целые сутки, обдумывая, чем бы заняться теперь. Декарт был совершенно один и после многих часов он стал впадать в транс – странное состояние, когда он сам не мог понять, спит он или бодрствует, жив, или уже на том свете, его ли это тело, или чужое. Это пограничное, отчужденное самоощущение столь глубоко поразило его, что он решил разобраться и в себе, и в тайнах природы должным образом, а для этого, как он считал, есть один путь – стать ученым.
Мой корабль прибыл в порт Амстердама на рассвете. Еще пока он шел вдоль берега, сквозь смутный предутренний туман я мог издали видеть поля цветущих тюльпанов. Биржевая лихорадка, финансовая пирамида тюльпанов, вихрем пронеслась по стране десятью годами ранее. Говорят, что на ее пике за две луковицы лучших тюльпанов можно было купить приличный дом со всей обстановкой. Как и все подобные «пирамиды», эта тоже лопнула, оставив полстраны без денег, зато с долгами. К счастью, этот странный кризис продлился недолго, а страсть к разведению цветов укоренилась у всех поколений голландцев. Сойдя с корабля, я нанял небольшую двуколку с возничим-подростком, который всю дорогу пел задорные песни. Пестрые, красочные улочки весеннего Амстердама просыпались на моих глазах. Названия улиц – Цветочная, Стекольная, Винная, Сырная – указывали на ремесла, сформировавшие эти кварталы; горожане были нарядно одеты, на прилавках лежала крупная, свежая, аппетитная рыба на продажу. Каждый час со всех сторон раздавался мелодичный звон церковных колоколов – в те годы Голландия славилась ими на всю Европу. Улочки были уже вымощены аккуратными ровными камнями: в этом Голландия тоже опережала соседей. Нам предстоял длинный путь: ученый жил в уединении, километрах в тридцати от столицы, в большом доме прямо у пустынного песчаного побережья моря.
Мы прибыли на место еще до полудня. У дверей дома меня встретила дородная экономка, которая наотрез отказалась будить хозяина. Декарт любил гулять вдоль берега в одиночестве по вечерам; затем, после ужина из морепродуктов, свежих фруктов и зелени, он запирался в своем кабинете до глубокой ночи, отпустив слуг, читая обширную корреспонденцию, отвечая на письма и занимаясь научной работой. Спал Декарт помногу, считая, что в своих ярких, насыщенных действиями и образами снах он как бы проживает вторую, параллельную жизнь. Он также верил, что долгий сон полезен для здоровья, о котором он неукоснительно заботился. В дни, когда у него были намечены встречи или поездки, он просыпался в полдень, тогда как в другие – не раньше часа-двух. Для того времени, когда не только крестьяне, но и знатные люди без электроосвещения вставали с рассветом и ложились вскоре после заката, подобный распорядок жизни окружающим казался исключительно странным, но самого Декарта суждения других о себе никогда не беспокоили.
Экономка доложила хозяину обо мне и о цели моего приезда, но его утренние ритуалы эта новость никак не ускорила. После подъема он долго одевался, затем предпочел позавтракать спокойно, не спеша, один, прочитал письма, и лишь ближе к трем часам дня распахнул широкую дверь гостиной. Обстановка на первый взгляд не носила отпечатка роскоши, но на стенах висели картины, в одной или двух из которых я, как мне показалось, узнал стиль Рембрандта. Во времена, когда великий художник был еще жив, его полотна в среднем стоили не дороже одного хорошего изысканного обеда на десяток персон.
Внешне Рене Декарт был весьма похож на классический образ мушкетера из романов: роста чуть выше среднего, худощавый, энергичный, одетый с иголочки в дорогой приталенный мундир темного цвета с серебряными пуговицами, немного
