Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном - Алекс Белл
– Но польза от опыта будет лишь тогда, когда он правильно поставлен и должным образом осмыслен.
– Совершенно верно. Я планирую в своих работах подробно описать то, как следует ставить научные эксперименты, но многое из этого применимо и к повседневному человеческому опыту. Отмечу, что главное затруднение состоит даже не в том, чтобы правильно поставить эксперимент (если вы достаточно образованы и экипированы – это нетрудно), а в том, чтобы верно интерпретировать результаты. Нельзя делать обобщения и строить теории слишком рано.
– А как понять, рано они сделаны или вовремя?
– Представьте, что переписчик населения прибывает в небольшой город. Неожиданно оказывается, что первые сто людей носят одно и то же имя – Джон Уилсон. Тогда он начинает опрашивать людей выборочно, и по-прежнему оказывается, что все они – тоже Джоны Уилсоны. Уверенный теперь, он докладывает королю, что в этом городке живут только Джоны Уилсоны. Переписчику отрубают голову за небрежность. Оказывается, в городке, в дальней избушке, умирает старый дед, о котором все позабыли. Но он единственный не Уилсон. Его зовут Джон Смит. Переписчик был неправ. Ясно?
Я кивнул. Странным образом история, рассказанная Бэконом четыреста лет назад, практически точно описывала смысл знаменитой теории «черного лебедя» Н. Талеба, известного современного экономиста и философа. Поистине, новое – часто хорошо забытое старое.
Я принял приглашение хозяина переночевать в его имении. Ехать ночью в такую погоду в те времена было небезопасно. Напоследок я решил разрядить серьезную беседу шуткой.
– Одно я понял точно. На ваших будущих книгах вы не заработаете ни пенса – уж больно неблагоприятные для наук времена нынче царят. На что же вы будете жить?
Философ только усмехнулся:
– Накопление денежного богатства не может быть достойным смыслом жизни. Когда талантливый человек пишет книги, он делает себя бессмертным. Книги – это корабли мысли, странствующие по океану времени, и несущие мысли от одного поколения к последующим. Древние говорили, что бедный слепой Гомер дал человечеству больше, чем любой из великих царей. А что он, в сущности, дал? Поэтические строки о вымышленных героях. Родятся люди, раскрывающие тайны природы, облегчающие жизнь человечества. Они подарят людям намного больше, чем Гомер.
Бывший главный чиновник Англии, а теперь безработный писатель с оптимизмом смотрел в будущее. И свое собственное, и будущее всех людей.
– Книгопечатание, пушечный порох, компас. Всего три вещи за последние сто лет изменили мир сильнее, чем все открытия за предыдущую тысячу лет. Это только начало. Я вижу, как через несколько столетий наш мир изменится полностью, до неузнаваемости. К лучшему, разумеется.
Посвятив себя написанию трактатов, следующие несколько лет Фрэнсис Бэкон прожил затворником, лишь изредка бывая в Лондоне. Свои главные работы он адресовал королю Якову, однако, реакции на них не получил. Скончался скоропостижно: зимой проводил опыты по заморозке мяса птиц в снегу и во льду, слег с простудой и умер. Антибиотики будущего, возможно, спасли бы его. Трактаты Бэкона о методах и цели наук не снискали признания при его жизни, но уже для следующего поколения европейских ученых они стали почти настольными руководствами.
Историки науки в наше время делятся на тех, кто считает Бэкона гением – человеком, с идей которого началась всемирная научно-промышленная революция, и тех, кто критикует «поверхностность» его рассуждений и отмечает прежде всего то, что Бэкон, превознося точные науки, сам не совершил в них существенных открытий.
В наше время людей, уверенных в превосходстве важности научно-технических изобретений над «субъективным искусством» и «пустыми рассуждениями о смысле жизни», принято называть технократами. В мире таких людей миллионы, и во многом именно они (как бы мы ни относились к такому отчасти ограниченному мировоззрению) двигают вперед технологический прогресс.
Пожалуй, Фрэнсис Бэкон был первым истинным технократом.
Глава 23
Мыслю – значит, существую (Рене Декарт)
Место: Эгмонд-Биннен, Нидерланды (современный пригород Амстердама)
Время: 1649 год
Всякого, кто приезжает в Амстердам – столицу маленькой, но удивительной во всех смыслах страны, – обычно захлестывают волны радости и почти детского восторга. Живописные каналы, лодки, мосты, игрушечные домики ярких и разнообразных тонов. Весной, в мае, вокруг еще и море цветов: изысканные розовые и красные тюльпаны, бегонии, розы, лилии, фиалки. Но главное – люди. Свободные, улыбчивые, уверенные в будущем, разных национальностей и вероисповеданий, живущие в мире и согласии.
Амстердам в середине XVII века был культурным центром Европы и, возможно, всего мира. Первая в истории буржуазная революция, в ходе которой Нидерланды семьдесят лет с переменным успехом сражались за независимость от Испании (на пике ее могущества), годом ранее, в 1648-м, наконец, окончилась для маленькой гордой страны победой. Впрочем, в последние годы в таком исходе уже никто не сомневался: Голландия стала столь сильной, развитой и экономически независимой, что во многом определяла повестку важнейших событий в Европе. Самый современный и многочисленный торговый флот вкупе с давними традициями мореходства сделал Амстердам и Антверпен главными портами Нового времени. Отсутствие инквизиции, свобода слова и печати, веротерпимость привлекали в Нидерланды многих ученых, а антисемитские гонения в соседних странах привели сюда множество еврейских беженцев, чьи общины дали мощный толчок к развитию банковского и ювелирного дела. XVII век стал апогеем голландского искусства: Рембрандт, Рубенс и другие выдающиеся местные художники совершили революцию в живописи.
Амстердам того времени, хотя и был намного меньше по размерам, уже напоминал сегодняшний город, прежде всего – своей атмосферой. Богатые жители строили неброские, компактные, но изысканные виллы вдоль каналов, простые люди часто жили в каютах деревянных корабликов, которые стояли прямо на воде. Но непреодолимой пропасти между сословиями в Голландии не было никогда: даже бедняки выглядели достойно и опрятно, а у богачей не было принято кичиться своим состоянием. И те, и другие порой завтракали в уютных уличных кафе буквально за соседними столиками. Голландские женщины – высокие, статные, с немного простоватыми, но открытыми и приятными лицами, улыбающиеся, в ярких платьях, пользовались теми же привилегиями, что и мужчины.
Я был личным секретарем шведской королевы Кристины, известной в числе самых образованных и прогрессивных правителей Европы той эпохи. Помимо неукоснительного выполнения основных обязанностей по управлению страной и мощной шведской армией, она в свои юные годы (а ей было чуть больше двадцати) проводила много времени, читая последние
