Проклятие Энтаны - Брюс Алина
– Разве ты еще не поняла? – спросила она. – Всё это – твои самые сокровенные желания.
Она встала из-за рояля и поманила меня за собой, на диванчик. Как завороженная, я села рядом и уставилась на нее. Хотя Кьяра выглядела как обычно, она казалась другой – более взрослой, умудренной и… ласковой.
– Это всё неправда… – наконец произнесла я. – Камень-сердце не может… Невозможно полюбить кого-то против воли, а ты сказала… – я начала задыхаться, – ты сказала, что не хочешь, чтобы мы были сестрами…
Серо-зеленые глаза Кьяры погрустнели.
– Думаешь, я не пожалела о тех словах? Думаешь, не хотела вернуть их назад?.. – Она опустила взгляд. – Но я так и не смогла переступить через свою гордость и ненависть к маме, которую взращивала в сердце все эти годы… А еще эта моя глупая ревность к Нейту…
Она замолчала, захваченная эмоциями, а я смотрела, как безмятежно танцуют вокруг нее золотистые пылинки в лучах света. Мне отчаянно захотелось, чтобы этот момент откровенности стал правдой – чтобы мы нашли друг для друга нужные слова, чтобы отпустили обиды, чтобы преодолели пропасть между нами.
Кьяра встрепенулась, будто услышав мои мысли, – непривычно серьезная, сосредоточенная.
– Когда в усыпальнице Тайли достала нож, у меня чуть сердце не остановилось, – прошептала она. – И я осознала, как ужасно, эгоистично себя вела и что я себя никогда не прощу, если… – ее голос пресекся. – Я хочу, чтобы теперь всё было по-другому. Ты моя сестра, ты кровь от моей крови, и я хочу идти по жизни рядом с тобой, хочу видеть, что ты счастлива, хочу, чтобы мы стали семьей по-настоящему.
Она позволила тишине упасть между нами, а потом протянула мне руку.
Я никогда не плакала ни на чьих коленях, разве что в далеком детстве, у няни, которую почти не помнила. Но сейчас меня охватило нестерпимое желание уткнуться в темно-зеленую ткань и выплакать все слезы, пока родная рука успокаивающе бы гладила меня по волосам.
Сестра, сестра, сестра…
Я впилась ногтями в ладони и срывающимся голосом проговорила:
– Я хочу… чтобы Серра… навсегда… избавилась… от Теней…
Лицо Кьяры застыло, и она чужим, бесстрастным голосом произнесла:
– Твоя жертва принята.
В следующее мгновение всё поглотил черный туман.
Несколько секунд он клубился вокруг меня, повторяя отголоски моих последних слов, а потом сердце пронзил невидимый кинжал – прошел насквозь и повернулся.
От чудовищной, нестерпимой боли я закричала.
Кинжал повернулся снова. И снова. И снова.
Я кричала, кричала, пока окончательно не оглохла и не ослепла от собственного крика.
Свет. Откуда здесь взялся свет?
Распахнув глаза, я заморгала, на миг ослепленная. Попыталась двинуться, но тело сковало странное оцепенение.
Что со мной?
Вновь открыв глаза, я уставилась перед собой, пытаясь осознать, что происходит.
Это очередное видение? Или нет?
Я стояла бок о бок с Кьярой, прижимая палец к камню-сердцу, как и остальные, – будто Нейт всего секунду назад скомандовал: «Три!»
Вот только камень-сердце поменялся.
В нем больше не клубился черный туман. Камень стал прозрачным, а внутри танцевали золотистые искорки, которых с каждым мгновением становилось всё больше.
Судорожно вздохнув, я оторвала палец от камня, за мной последовали Кьяра и Ферн. Нейт пришел в себя последним, однако вместо того чтобы убрать руку, открыл отсек маячной лампы, затем взял камень, пламенеющий искрами, и опустил его в гнездо для люминария.
– Что ты?.. – начал Ферн, но не успел договорить. Едва Нейт закрыл отсек, лампа вспыхнула, и во все стороны хлынул свет.
Меня опалило горячей волной, и я беззвучно закричала, не в силах закрыть глаза, не в силах пошевелиться. Этот свет не слепил, но проходил сквозь тело, очищая, выжигая изнутри скверну Теней. Я чувствовала, как бьется в конвульсиях теневое сердце, как злобно рычит ирса, раздирая когтями мое нутро, как пронзительно кричат где-то, исчезая, Тени…
А потом всё прекратилось.
Опустошенная, я опустилась на колени, почти одновременно с Кьярой, а Нейт и Ферн – оба рухнули, не удержавшись на ногах.
Свет от камня-сердца опал, стал ровным, сдержанным, и темнота вновь прильнула к стеклам фонарной комнаты.
Получилось… Неужели у нас получилось?..
Я посмотрела на бледную сестру, на Нейта и Ферна, медленно приподнимающихся с пола. Прикрыв глаза, я прижалась лбом к прохладному постаменту и почувствовала, что от пережитого меня колотит крупной дрожью.
– И с чего ты решил это сделать? – сдавленным голосом спросил Ферн.
– Мне показалось, так нужно, – ответил Нейт, и Ферн едва слышно хмыкнул.
После этого долгое время все молчали, лишь слышалось наше шумное, прерывистое дыхание. А потом внизу, в комнате под нами, отчетливо скрипнула дверь.
– Ветер? – прошептала Кьяра.
Никто не успел ничего сказать. Зазвучали тихие шаги, и по трапу за спиной Ферна кто-то начал подниматься.
Ферн тут же вскочил и, схватив фонарь с люминарием, обернулся. Мы с Кьярой оказались чуть медленнее, а Нейт, вставая, и вовсе пошатнулся и ухватился за край чаши, едва не скинув стоявшую там шкатулку. В этот момент из люка показался юноша с длинными светлыми волосами. Он прикрыл глаза рукой от яркого света люминария, и я со смущением увидела, что он был без рубашки.
– Это еще кто? – изумился Ферн.
Не обращая на него внимания, незнакомец уставился в сторону лампы с камнем-сердцем и что-то прошептал.
– Эй! – громко окликнул его Ферн, шагнув ближе.
Юноша вскинул удивленный взгляд, словно заметил его только теперь. Ферн же, поставив фонарь на пол, скинул куртку и грубо сунул незнакомцу, пробурчав:
– Прикройся, что ли.
Мы с Кьярой торопливо отвернулись, и я почувствовала, как пылает лицо. Судя по всему, юноша был не только без рубашки, но и вообще совершенно раздет. Откуда он такой?..
Нейт, оправившись от слабости, подошел к Ферну, переставил фонарь обратно на край чаши и отчетливо произнес, обращаясь к незнакомцу:
– Кто вы и как сюда попали?
Юноша что-то тихо ответил.
– Ничего не понял, – признался Ферн. – Это он вообще на каком? – И тут же сам спросил: – Ты кто такой?
Нерешительно подняв голову, я увидела, что незнакомец нахмурился, а затем медленно и старательно произнес одну фразу. Рядом со мной охнула Кьяра, а у меня по коже побежали мурашки.
В школе наставник Луккиан выговаривал слова по-другому, но ошибки быть не могло: юноша говорил на древнесеррийском. Он повернулся в нашу сторону – я заметила его ярко-голубые глаза – и вновь заговорил. Теперь я наконец разобрала, что он сказал:
– Меня зовут Альканзар.
Альканзар?..
Мне вспомнилась мозаика из Храма Первых: юноша с длинными светлыми волосами, с полуопущенным взглядом ярко-голубых глаз. Но ведь…
– Вы поняли, что он там?.. – Ферн замолчал и застыл с приоткрытым ртом, и они с Нейтом уставились на Кьяру.
Сестра, не обращая ни на кого внимания, стянула с себя мантию. Оставшись в одной плотной сорочке, она прошла мимо потрясенных друзей и с благоговением протянула мантию юноше. А едва он неловко взял одежду и поблагодарил, отошла и пала на колени.
– Э… Кто-нибудь объяснит мне, что она делает? – пораженно поинтересовался Ферн.
Собственный язык показался мне неповоротливым, когда я произнесла:
– Он сказал, что его зовут Альканзар.
– Какой еще Альканзар? – непонимающе спросил Ферн, отрывая взгляд от Кьяры.
– Есть только один Альканзар. Последний из Первых. Младший сын Серры и Иалона.
– Последний из Первых? – повторил Нейт.
– Тот, который умер почти четыре тысячи лет назад? – удивительно спокойным тоном уточнил Ферн.
– Очевидно… он жив.
Или это кто-то очень на него похожий. И при этом говорящий на древнесеррийском. Появившийся посреди бури на необитаемом острове.
Голова у меня закружилась, и, чувствуя странный трепет, я опустилась на колени. Нейт, помедлив, последовал моему примеру. Ферн же остался стоять, с недоверием глядя, как, балансируя на трапе, Альканзар надевает темно-зеленую мантию.
