Проклятие Энтаны - Брюс Алина
– «Каково сердце, таков и камень», – невольно произнесла я.
Альканзар вперил в меня взгляд и медленно кивнул.
– Это слова матушки. Пока все праздновали, родители призвали меня в свой шатер и открыли мне правду: о том, что матушка отдала свою жизнь взамен нашего благополучия, и о том, что, если камень попадет в нечестивые руки, великая беда и скорбь обрушатся на эту землю. Чтобы избежать этого, родители попросили меня стать Хранителем камня-сердца.
– Почему именно его? – спросил Ферн.
Когда Кьяра перевела вопрос, в глазах Альканзара мелькнула печаль.
– Я не хотел быть Хранителем. Умолял, чтобы на меня не возлагали подобное бремя. Но родители настаивали. Все мои братья и сестры уже создали свои семьи, им надо было заботиться о них – о взращивании нового народа, об освоении новой земли.
– А как же Энтана, она ведь была не замужем? – спросил Ферн. И, похоже, Альканзар его понял, потому что ответил, не дожидаясь перевода:
– Я первым предложил сестру на роль Хранительницы, однако, к моему удивлению, родители выступили против. Матушка тогда сказала: «В сердце твоей сестры есть червоточина, ей нельзя доверять этот камень».
На этих словах Кьяра нахмурилась, и мы все переглянулись. Неужели Праматерь Серра и впрямь так сказала, или Альканзар очерняет Энтану? Словно не замечая наших взглядов, он продолжил:
– Мне было странно слышать подобные слова о старшей сестре – всегда рассудительной, сдержанной, самоотреченной, – и, к великому сожалению, тогда я не внял им. Однако же из послушания согласился стать Хранителем и принес клятву оберегать камень-сердце даже ценой собственной жизни. – Он поднял взгляд в круглое окошко и после долгого молчания продолжил: – Матушка заклинала меня, чтобы я не открывал правду своим братьям и сестрам, и особенно Энтане, дабы не искушать их. И на это я согласился, хотя в душе доверял им и считал, что никто из них не посягнет на сокровище. Почувствовав мои сомнения, отец настоял на том, чтобы испытать родных. Он сказал, что, как только матушка отойдет к Предкам, он возьмет на себя обет молчания, рассказать о назначении Хранителем придется мне самому, и тогда каждый явит свое истинное лицо.
Я вспомнила «Падение Альканзара». Йерм писал, что Первые изумились, когда после похорон Альканзар заявил, что родители назначили его Хранителем, и многие были против, но Энтана поддержала брата, и ее голос оказался решающим.
Альканзар чему-то невесело улыбнулся.
– Братья – все, кроме Нумма, – оскорбились тем, что меня выбрали вперед них. Сестры были настроены более миролюбиво, но, если бы Энтана проголосовала против, я бы не стал Хранителем. Впоследствии она не уставала об этом так или иначе напоминать. Но тогда я воспринял ее поддержку как знак того, что родители заблуждались. Энтана, как самая старшая, имела больше всех права возмутиться моим назначением, однако она не только не возмутилась – она не воспользовалась моментом к собственной выгоде, хотя могла бы. Я еще не знал, что сердце сестры полыхает от зависти и что она готовит мне отмщение.
На этих словах голос Кьяры, старательно переводящей рассказ Альканзара, дрогнул.
Помолчав, Первый с явной горечью продолжил:
– Я так верил в мудрость и рассудительность Энтаны, что не замечал, как год за годом она плела вокруг меня паутину интриг. Она нашептывала братьям и сестрам клевету и ложь, настраивая их против меня. Приносила вино, в которое были подмешаны отвары, вызывающие забывчивость и рассеянность. И всё это так ловко, так незаметно, что, когда я прозрел, оказалось слишком поздно. Она добралась до камня-сердца – и он погас, а я стал преступником.
В комнатке упала звенящая тишина.
Я смотрела на Альканзара, не в силах уразуметь услышанное. То есть как? Это Энтана погасила камень-сердце?
– И как она это сделала? – резко спросил Ферн.
Альканзар ответил не сразу. Казалось, воспоминания причиняют ему настоящую боль.
– Однажды, после очередного совета, на котором я имел неосторожность поставить решение Энтаны под вопрос, что вызвало большой спор, сестра пришла ко мне поговорить и принесла по своему обыкновению вино. Но уже с первого бокала голова у меня закружилась и мной овладела слабость. А сестра, будто бы не замечая, поднесла мне новый бокал – чтобы ее не обижать, я выпил и его. От этого мне стало так плохо, что я сполз на пол. Еще ничего не понимая, я попросил Энтану о помощи, а вместо этого она встала надо мной и заговорила: о том, что я недостоин быть Хранителем, что это ее место по праву рождения, что родители поступили с ней несправедливо. С ее языка слетали злые слова – слова зависти и ревности, слова обиды и оскорбленной гордости. – Немного помолчав, он продолжил: – Я пытался ее вразумить, но она ничего не слушала. Она насильно влила в меня еще вина, а затем перевернула в доме всё вверх дном, сказав, что к утру я всё забуду, а братья и сестры, увидев мое беспутство, отдадут камень-сердце ей. Лишь тогда я понял, что сестра настолько погрузилась во тьму, что стала не способна узреть саму себя – узреть ту, какой она стала. Я пытался ее предостеречь, сказать, что камень в ее руках принесет беду, но голова моя кружилась от выпитого, и вместо этого я проговорился о том, что камень-сердце откликается на сокровенные желания сердца. – Он глубоко вздохнул. – Как только она это услышала, она тут же стала искать камень, пользуясь тем, что я не мог ей помешать. А найдя его… прокляла меня.
Последние слова Кьяра перевела шепотом.
– Прокляла? – пораженно переспросил Нейт, я же едва смела дышать от напряжения.
– Энтана завидовала мне и в своей зависти приписывала мне свои желания. Она считала, что больше всего на свете я жажду славы и признания, и захотела меня этого лишить. – Взгляд Альканзара застыл. – Она взяла камень-сердце в руки и сказала с силой и яростью: «Я хочу видеть, как ты падешь: как братья и сестры поверят твоему позору и отвернутся от тебя, как те, которые сегодня тебя почитают, завтра о тебе забудут и ты скончаешься один, лишенный всего, даже своего имени, в безвестности».
Волосы на моих руках встали дыбом.
Альканзар, последний из Первых, о котором никто ничего толком не знает, которому не посвятили ни единого храма, ни дня недели, – неужели он обязан всем этим своей родной сестре?..
– Значит, это проклятие Энтаны погасило камень-сердце?.. – вполголоса проговорил Нейт.
– Если камень исполнил ее желание, то что она отдала взамен? – спросил вдруг Ферн.
Когда Кьяра перевела его вопрос, Альканзар ответил:
– Покой. Она надеялась, что мое падение принесет ей радость и успокоение, но ни одного дня своей долгой жизни она не знала покоя. Она жаловалась, что я прихожу в ее снах и даже наяву, обличая ее и призывая открыть правду. Но она предпочла отойти к Предкам, так и не раскаявшись в содеянном.
– Кому это она жаловалась? – непонимающе уточнил Ферн.
Альканзар с грустной улыбкой сказал:
– Мне. После того как она меня опоила, я очнулся в камере и узнал, что меня обвиняют не только в неподобающем поведении, но и в том, что я неведомым образом погасил камень-сердце. Как и обещала Энтана, я и впрямь забыл, что произошло накануне, однако знал, что никогда бы не посягнул на камень. Я пытался говорить с братьями и сестрами, но мне никто не верил, даже Дея, которая всегда относилась ко мне с большей теплотой, чем другие. Так, вопреки заветам родителей, Энтана стала Хранительницей, а меня после долгих допросов, по ходатайству Деи, сослали на этот маяк быть простым смотрителем.
– На маяк? – не удержалась я. – Не на… заброшенный остров?
Альканзар с любопытством посмотрел на меня.
– С чего вы взяли, что это был заброшенный остров?
Я смутилась и, искоса взглянув на Кьяру, с запинкой ответила:
– Ученик Энтаны, Йерм, написал книгу «Падение Альканзара». Я читала ее, и там…
К моему удивлению, Первый рассмеялся, только смех этот был невеселым.
– «Падение Альканзара»? – повторил он. – О, Энтана была от этого сочинения в восторге! Называла своим величайшим творением…
