Яник Городецкий - Треугольник
Там, где деньги — там право, закон и власть. Где нет денег — нет ни права, ни власти, ничего. Там только такие, как Пальма. Это не я придумал, это придумали финикийцы. Они жили очень давно, и ничего с тех пор не изменилось на свете. Раньше я думал, что найдутся такие люди, которые сделают все по-другому. А потом понял, что такие люди как раз и называются коммунисты. Или не коммунисты, а социалисты. Или кто угодно. Как ни назови — все равно.
Эти синеватые бумажки — убийцы. Не счесть, сколько человек они уже погубили. Могли погубить и еще одного.
Одна… две… три. Три тысячи. Четыре тысячи.
Десять… пятнадцать…двадцать пять. Двадцать пять тысяч рублей в одной пачке.
— Юль, двадцать пять, — сказал я. — Теперь пятисотки посчитать, а там их помножить, и все.
— Пятисоток тридцать, — сказал Пальма. — Пятнадцать тысяч. Блин, я столько денег в руках держать боюсь.
Я тоже боюсь. Сперва всегда страшно, когда у тебя в руках — сила. Самая высшая сила, которая может все на свете.
Юлька аккуратно складывала деньги в две кучки: розовую и синюю. Розовая была намного больше. Но все равно денег было много.
— А давайте башню строить, — весело предложила Юлька. — Под потолок упрется.
— Миллион триста, — пересчитал Пальма. — Миллион и еще триста… Ужас какой.
— Хватит?
— С головой.
Значит, мне напрасно показалось, что тут пятьдесят миллионов. Но это, в общем-то, все равно. А Пальма, кажется, даже не верит тому, что случилось. Так и не понял до конца.
— Теперь будем ждать бабушку? Может, позвоним ей? — предложил я. — Чтобы пораньше приехала. Пальма, а как она вообще не побоялась тебя здесь оставить и уехать?
— Как не побоялась. Еще как. Я ее еле уговорил.
— А зачем?
— Вот именно, зачем? Зачем ей тут оставаться? Какая разница, останется она тут или нет? Ничего не изменится.
Это верно. Ничего не изменится. Но я бы остался.
— А давно она уехала?
— В понедельник утром. А потом Юлька тебя привела.
Значит, три дня. Уже скоро вернется.
— Так как насчет позвонить?
— Там нет телефона, Кот.
Точно. Дурень, откуда на даче телефон?
— А мобильник? У бабушки нет мобильника?
— А можно подумать, у нас есть! — обиженно буркнула Юлька. — Какой мобильник, Март?
Замечательно.
— Значит, никак не связаться, что ли?
— Значит, никак, — кивнул Пальма. — Да ладно, подождем. Март, ты не думай, что я собрался умирать завтра.
— Ничего я такого и не думаю, — испугался я.
Я врал. Я действительно боялся, что мы потеряем время. А Пальму это совершенно не заботило. Он был спокойный, как удав. Я не понимал его.
— Знаете что, — сказала Юлька, вертя в руках пачку синих бумажек, — Давайте их сгрузим обратно в рюкзак. А то как-то не по себе на них смотреть.
Мы торопливо сложили деньги в рюкзак. Вот странно — мы их достали, радоваться надо. А радоваться не получается. Неужели потому что я их украл? Или не поэтому?
— А я колесо накачал, — вспомнил Пальма. — Может, покатаемся?
— Ты же говорил, что не будешь больше никогда, — подколола Юлька брата.
— Да вот захотелось. А тебе жалко, да?
— Безумно. Пальма, заметь: ты сам нарываешься.
— Бла-бла-бла.
Юлька потянулась за подушкой. Я успел перехватить подушку первым.
— Хватит уже драться, так мы никогда не покатаемся.
— А мы с тобой, Март, и не покатаемся. Сейчас эта свинья сядет за руль и у него ни в жизнь не допросишься покататься, — предупредила меня Юлька.
— Да нет. Март может кататься. Я ему разрешаю.
Юлька попыталась отобрать у меня подушку. Я сунул ее за спину. Господи, эти двое могут жить мирно?
— Все, — сказал я. — Бой закончен со счетом ноль-ноль. Прошу пожать друг другу руки.
— А реванш? — пошутила Юлька.
— Никаких реваншей, — отрезал я. — Вы меня уже замучили. Мир во всем мире…
Через полчаса мы (наконец-то!) выкатили велосипед на улицу. Я с ужасом понял, насколько Юлька была права. Я свою очередь кататься могу уступить кому угодно. Но эти двое вряд ли окажутся такими же сговорчивыми.
— Ну что, Март, — толкнул меня локтем Пальма. — Будем соблюдать правила приличия? Не ударим в грязь лицом…
Я сперва не понял, о каких правилах приличия он говорит. Но догадался, когда он отдал велосипед Юльке. Она явно не ожидала от брата таких проявлений вежливости в душевном порыве.
— Спасибо, — довольно удивленно сказала она. — А может, как-нибудь вместе?
— А как? Ты в седле, Кот на багажнике, а я где?
— А ты пешочком. Да шучу, шучу, — засмеялась Юлька, глядя на оскорбившееся лицо Пальмы. — Ты на раме. Сядешь?
— Давайте лучше я на раме, — предложил я. — Я меньше, ехать легче будет.
Короче, так мы и сделали. Я разместился на раме, а Юлька — на багажнике. Пальма здраво рассудил, что крутить педали будет он, поэтому Юльку пришлось ссадить на багажник. Оказалось, довольно ничего. Мне, правда, было не очень удобно (а вернее — совсем не удобно), а Пальма немножко не справлялся с управлением, но в остальном все было просто отлично. Мы объехали вокруг школы, проехали супермаркет и выехали к магистрали, а оттуда — снова во двор.
Я уже почти что забыл, как это здорово, когда ветер несется прямо навстречу тебе, и ты рассекаешь его, как парусник. Последний раз я катался на велосипеде четыре года назад: я тогда как раз научился кататься на двухколесном. Это был Глебкин велик, его угнали в августе. Хорошо, хоть не в июне, а то бы никогда не научился…
— Здорово, да? — весело спросил Пальма, когда мы сделали второй круг у школы.
Было здорово. Мы смеялись, болтали, и, казалось, ни на секунду не вспоминали о том, что дома в рюкзаке лежит украденный миллион, о том, что один из нас может скоро умереть, а еще один уже умер. Было здорово — только ветер свистел в ушах, не оставляя в голове никаких дурных мыслей и ничего, кроме пьянящего веселья. Мы хохотали, как безумные; а спроси хоть кого из нас, отчего — мы не смогли бы ответить. Нам просто было хорошо. И хотя я согнулся в три погибели, а на стальной раме сидеть было не очень комфортно, и ногой я часто цеплял асфальт — мне было весело. Мне никогда раньше так не было весело, черт возьми!
— Март, а ты знаешь, как правильно говорить — у рыбей нет зубей, у рыбов нет зубов или у рыб нет зуб? — спросила меня Юлька. Я улыбнулся.
— А я тоже знаю загадку, — сказал я, в сотый раз поправляя мешающуюся длинную челку, — Расскажи без материнки, на фиг падают снежинки?
— Это чего, загадка, что ли? — не понял Пальма.
— Ну да. Знаешь ответ?
— Нет. А чего она какая нескладная?
— Как это — нескладная? В рифму.
— А я знаю! — весело крикнула Юлька. Мы как раз проезжали стройку, и было шумно: наверное, работал кран. — Наконец зима пришла!
Мы с ней засмеялись, а Пальма недовольно посмотрел на меня.
— Это чего, ответ?
— Да, — сказал я. — Это ответ. Пальма, ну как до жирафа, честное слово. Давай загадывай.
— Что загадывать?
— Загадку. Твоя очередь.
— А я не знаю больше.
— А ты вспомни.
Пальма сосредоточенно крутил педали, напряженно вглядываясь куда-то в одну точку. Он вспоминал. Кажется, безуспешно.
— Не, не могу.
Я поворочался на раме, пытаясь облегчить страдания затекшей ноги.
— Пальма, не ленись. Давай. Сконцентрируйся. Ты сможешь, Пальма…
— Мы в тебя верим, — подхватила Юлька. — Давай, Пальма!
Мальчишка устало покачал головой.
— Ну ладно. Красная головка торчит на грядке.
Мне тут же пришла в голову мысль, что это может быть морковка. Но с другой стороны, должен же быть какой-то подвох, верно? Я посмотрел на Юльку.
— Знаешь?
Она пожала плечами.
— Давай подсказку! — потребовал я.
— Никаких подсказок. Это загадка без подсказки.
— Тогда сдаемся.
— Ну подумайте, это очень простая загадка!
— Да не знаем мы, что это такое, — Юлька толкнула Пальму кулаком в спину. — Раскалывайся, Тольятти.
— Красноголовый грядкоторчатель! — засмеялся мальчик. Я не выдержал и прыснул тоже. Мы ехали и ржали, как ненормальные, а недовольные люди со скучными лицами, мимо которых мы с хохотом проносились, строго поджимали губы. Спорю на что угодно, они завидовали нам. У нас было то, что не купить ни за какие деньги. Деньги — это бумажки. А у нас было нечто куда дороже них. У нас было детство. То самое детство, когда можно, никого не стесняясь, ехать на велосипеде, растопырив ноги и громко заливаясь смехом. И нам завидовали.
И я тоже буду завидовать… если стану взрослым.
— А пускай Март сядет в седло! — предложила Юлька. Я даже похолодел сначала от этой мысли.
— Ты что говоришь такое, Юлька… Как я сяду?! Как это?
— А что? Прикольно, — подхватил Пальма. — Садись! Во все обалдеют!
— Я вас не увезу, — попытался отпереться я.
