Владислав Крапивин - Алые перья стрел
— Правда. Но только хорошие модели, те, что сделаны с любовью. Плохие гибнут в пути.
— Но я смотрел, смотрел… тут нет ни одного кораблика…
— А они не здесь. Пойдем.
Хранитель подвел Алешку к двери за витринами. Погрозил щенку. Щенок отстал, а Хранитель и Алешка стали спускаться по винтовой лесенке. Внизу оказалась еще одна дверь — с круглым окошком — иллюминатором.
— Входи…
В подвальном зале со сводчатым потолком раскинулось корабельное царство. Здесь были громадные модели фрегатов, за ними тянулись столы и витрины с моделями поменьше. Среди бригантин и галеонов темнели узкие крейсера и субмарины. Сквозь такелажную паутину шхун и каравелл сверкали белизной лайнеры и сухогрузы. В торосах из голубого стекла подымал могучий форштевень атомный ледокол. Пламенели крылатые паруса малайских катамаранов…
Алешка оглянулся на Хранителя.
— Здесь их, наверно, целая тысяча. Я и не думал, что бывает столько… всяких…
— Да, их очень много… Скучные люди говорят: зачем эти игрушки, какая от них польза…
— Они ничего не понимают!
— Конечно. У маленьких кораблей большая служба… В детях они будят мечты о дальних плаваниях. Морякам с крейсеров и подводных лодок напоминают о давних подвигах, мужеству учат… А старикам дают радость и утешение, возвращают память о морской жизни, о прошлом… А еще есть примета, что модели кораблей приносят удачу…
Они медленно шли вдоль витрин и столов с моделями. Алешка слушал, не перебивал. Все, что говорил Хранитель, было интересно и правильно… Но где же тот самый клипер-фрегат?
— Заговорился я, извини. Какое же у тебя дело?
Алешка вспомнил Машу, засмущался.
— Вообще-то… это такая… долгая история…
— Долгая? Ну и отлично! Пойдем в мою каюту.
Они оказались в отгороженном шкафами закутке. Здесь горела обычная, не корабельная, лампа, стояли простые стулья и стол. Алешку Хранитель усадил на узкий (видимо, все же судовой) диванчик. Включил стоявшую на столе плитку, водрузил на нее чайник, сел рядом с Алешкой.
— Ну, рассказывай, пока чай греется…
Алешка поцарапал ногтем клеенчатый подлокотник.
Понимаете… завтра у одной девочки день рождения. А ей очень нравятся корабли… Она даже хотела стать капитаном дальнего плавания… Мы недавно увидели у знакомой модель кораблика, и я решил, что подарю его ей… Маше… А потом оказалось, что дом смыло и клипер уплыл…
Пока Алешка рассказывал, ему вспоминались будто наяву: Маша и он перед футляром с моделью… гроза за окнами… опустевший домик… внучка старика-волшебника, что-то сочувственно и беззвучно говорящая ему, Алешке…
Когда он кончил, Хранитель переспросил:
— Значит, ты решил подарить девочке модель?
Алешка кивнул. Хранитель потрогал бородку.
— Да… но ведь дарить можно только то, что принадлежит тебе. А разве клипер твой?
— Ну… Софья Александровна хотела отдать его мне.
— Хотела, но не успела.
— Но раз он уплыл, он стал ничей. И я пошел искать его… Мне даже дали специальный билет!
— Что за билет?
— Вот… — Алешка вытащил из кармана Зеленый билет (изрядно уже помятый). Хранитель повертел его в пальцах.
— Серьезный документ… Но даже с ним ты кораблик не догнал.
— А разве он не здесь?
— В том-то и дело, что здесь, а не у тебя. Он сам выбрал дорогу сюда…
Алешка понял, что вся его дорога может кончиться ничем. Даже в горле заскребло. Он отвернулся.
— У вас тут… целые тысячи моделей… Неужели вам жаль одну, маленькую…
— Алеша, ты пойми. Дело не в том, что жаль. В музее очень строгие правила, морские. Я могу отдать кораблик лишь тогда, когда пойму, что у тебя есть доказательства…
— Какие?..
— Что ты имеешь на него свои права… Есть у тебя доказательства?
— Я не знаю… Я все рассказал…
Хранитель покачал головой. Этого, мол, недостаточно.
— А еще… — Алешка с последней надеждой поднял глаза. — Я про него, про клипер… стихи написал!
— Стихи? Это дело серьезное. Ну, прочти.
— Я… сейчас…
Нелегко это — читать свои стихи перед незнакомым человеком, не артист ведь…
— А можно, я лучше попробую спеть? Это не совсем стихи, а… это, может быть, песня…
— Прекрасно! Давай!
— Только… а тут случайно нет гитары?
— Есть. Даже не случайно… — Хранитель дотянулся, достал из-за этажерки с книгами потертую гитару. — Давняя спутница океанских рейсов…
Алешка с почтением взял «спутницу».
— Только я играю… не очень… Так, аккорды. Но с ней все же легче…
Хранитель кивнул: давай, мол, не стесняйся.
Алешка сел с гитарой. Потрогал струны. Сыграл первый аккорд.
— Сейчас… вот… Жил был старый корабельный мастер… Молчаливый, трубкою дымящий… — Звук струны догнал слова.
…И однажды сделал он кораблик —Маленький, но будто настоящий.Был фрегат отделан весь как чудо —От бизани до бушпритной сетки…Но однажды старый мастер умер,И корабль остался у соседки…
Да, гитарист Алешка был так себе. Но голос его постепенно окреп. Ясный такой…
Что ж, она его не обижала,Пыль сдувала, под стеклом держала,Только ей ни разу не приснилсяГолос шквала или скрип штурвала.Что ей море, якоря и пушки?Что ей синий ветер океана?..Куковала хриплая кукушка,По стеклу ходили тараканы…
Алешка вспомнил обшарпанные обои, пронафталиненный комод в темном углу, безголосую кукушку в старых часах, и от жалости к кораблику голос у него зазвенел:
Среди шляпок старых и затасканных,Пыльных перьев и гнилого фетраКак он жил там — парусная сказка,Чайный клипер, сын морей и ветра?Что он видел темными ночами,Повернув бушприт к окну слепому?Ветра ждал упрямо и отчаянно?Или звал кого-нибудь на помощь?Струны загудели, как штормовой такелаж.И Алешка совсем уже не стеснялся.И проснулись влажные зюйд-весты,Закипели грозовые воды!Сдвинули потоки домик с места,Унесли кораблик на свободу!..…Он уплыл по золотым рассветам,По большим закатам ярко-красным……Пусть его хранит капризный ветерНа пути далеком и опасном…
Алешка прижал струны ладонью.
— Вот… Это пока всё. Конца я еще не придумал.
Хранитель посидел, подумал несколько секунд.
— Что ж, Алеша… Конца ты еще и не знаешь. Допишешь его после… Больше спорить не будем, клипер твой.
Алешка молчал смущенно и обрадованно.
Хранитель выключил плитку, достал кружки, пачку сухарей.
— Давай поужинаем. Потом укладывайся. Переночуешь, а завтра на вокзал.
— Но я могу опоздать домой!
— С таким билетом, как у тебя, не опоздаешь. Садись к столу.
— А… клипер? Он где?
— Будет и клипер. А пока угощайся… Сухари — из трюма бригантины «Королевская лань», знаменитой…
Пока Алешка глотал чай и хрустел сухарями, Хранитель принес подушку и черную морскую шинель.
— Это тебе вместо одеяла.
— Спасибо…
— Ложись.
Не раздеваясь, Алешка устроился на диванчике. Хранитель ушел снова и тут же вернулся с моделью клипера. Поставил кораблик на край стола. Алешка благодарно улыбнулся.
— Послушай, Алеша, — вдруг сказал Хранитель, — а ты уверен, что у Маши ему будет лучше, чем в музее? Здесь он среди кораблей. Свой среди своих. А там… Она будет его любить?
— Будет!
— Ну, спи… — Хранитель выключил лампу.
В темноте Алешка спросил:
— А что это гремит иногда? Где-то далеко?
В самом деле иногда раздавался раскатистый металлический гул.
— А! Это якорные цепи. Судно приходит в гавань, отдает якорь, а цепь гремит на брашпиле… Спи.
Утром Алешку разбудил яркий луч. Сквозь небольшое оконце у потолка он пробивался в «каюту», отражался от корабельных часов (на них была половина одиннадцатого — вот это поспал!), падал Алешке на лицо и на батистовые паруса клипера.
Алешка откинул морскую шинель. Сел. Улыбнулся клиперу. Сунул ноги в кроссовки, подошел к столу. Рядом с моделью лежали Зеленый билет и записка с крупными буквами:
Доброе утро!
Вокзал недалеко —
