Книга потерянных вещей - Джон Коннолли
В связи с этой сказкой, как и со многими другими, упомянутыми в этом разделе, стоит обратить внимание на две замечательные работы Марины Уорнер[33]: «Страшилище не пройдет» (1998) и «От чудища до блондинки: сказки и их рассказчики» (1994).
Спящая красавица
– У меня был друг, – сказал [Роланд], не глядя на Дэвида. – Его звали Рафаэль. Он хотел проявить себя перед теми, кто сомневался в его храбрости и дурно отзывался о нем за его спиной. Он услышал историю о женщине, чарами колдуньи погруженную в сон в набитых сокровищами покоях, и поклялся освободить ее от заклятия.
Из «Книги потерянных вещей», глава XIX
Теперь Дэвид понял, почему издалека [крепость] выглядела расплывчатой. Вся она была покрыта коричневыми ползучими стеблями, обвивавшими центральную башню, стены и бойницы, а из этих стеблей вылезали темные шипы, иные не меньше фута длиной и толще запястья Дэвида…
Из «Книги потерянных вещей», глава XXIV
О Спящей Красавице
В «Книге потерянных вещей» Дэвид сводит воедино сказку о Спящей Красавице с другими источниками, в том числе с поэмой Браунинга «Чайльд Роланд к Темной башне пришел», которые приводят его к Терновой крепости и женщине, спящей внутри. Якобы это она является объектом поисков Роланда, хотя на самом деле Роланд ищет Рафаэля, свою вторую половинку. Именно Дэвид придает окончательную форму женщине в башне, которая одновременно и его собственная мать, и Роза – женщина, которая могла бы стать ему матерью, но также и воплощает в себе все страхи Дэвида: женская фигура, еще более угрожающая, чем Бестия, с которой ему уже довелось столкнуться ранее в книге.
Сексуальные элементы оригинального сюжета, несколько смягченные в более поздних пересказах, всплывают здесь вновь – как проявление зарождающейся сексуальности Дэвида и признание его двойственных чувств к Розе (а может, если согласиться с Бруно Беттельгеймом, интерпретирующим многие подобные истории с точки зрения эдипова комплекса, и к его собственной матери). Сюжет о спящей принцессе можно явно воспринимать как аллегорию перехода от девичества к женственности: уколотый палец и потекшая из него кровь, намекающая на первую менструацию; период дремотного покоя в ожидании первого пробуждения зова плоти; наступление этого пробуждения в форме сексуальных отношений, символизируемых в некоторых сказках поцелуем, а в других – актом гораздо более интимным.
Источники
Дикая Роза (здесь имеется в виду цветок шиповника), или Спящая Красавица, как ее чаще называют, появлялась во множестве различных обличий, пока это образ не был окончательно закреплен братьями Гримм. Если вкратце, то стоит упомянуть версии Перро и Базиле, а также появление этого персонажа в каталонской «Frayre de Joy e Sor de Placer» XIV века и французской «Perceforest» XVI века.
В ранних версиях этой истории спящую девушку насилует – овладевает ею помимо ее воли – нашедший ее мужчина (в сказке Базиле случайно наткнувшийся на нее король «срывает с нее плоды любви»), и она просыпается с рождением ребенка: пробуждение плоти в самом буквальном смысле. Более поздние рассказчики предпочли вернуть девушку к жизни не столь решительным способом – наиболее известным из них стал поцелуй в сказке, рассказанной братьями Гримм.
Более ранние версии также заметно расширяли сюжет, включая в себя подробности замужества принцессы, ее встречи со свекровью-людоедкой и окончательной гибели этой свекрови в чане со змеями. Однако на протяжении всего повествования Спящая Красавица остается одной из самых пассивных сказочных героинь, и едва ли удивительно, что эта сказка оказалась весьма заманчивой для тех, кто мог бы попытаться ее переосмыслить. Как и в случае с другими историями, включенными в «Книгу потерянных вещей», Эмма Донохью, Энн Секстон и Роберт Кувер переработали этот сюжет согласно своим собственным представлениям о заложенных в него посланиях.
Роберт Браунинг и «Чайльд Роланд к темной башне пришел»
Некоторые стихотворения оказались не так уж плохи. Одно было о каком-то человеке вроде рыцаря (правда, в стихотворении он назывался Чайльдом), о его поисках Темной башни и о том, какие тайны башня скрывает. Хотя Дэвиду показалось, что стихотворение неправильно кончается. Рыцарь добрался до башни – и это всё? Дэвиду хотелось узнать, что там, в той башне, и что будет с рыцарем, до нее добравшимся, но поэт явно не считал это важным. Тогда Дэвид задумался о людях, которые пишут стихи…
Из «Книги потерянных вещей», глава III
Дэвида тошнило от смрада, повисшего над полем брани, и это усиливало его ощущение, что старик не заслуживает доверия. То, как он говорил о «ней», все это устроившей, и как улыбался, ясно показало Дэвиду, насколько страшен был конец павших воинов.
– А кто эта «она»? – спросил Роланд.
– Это Бестия, существо, живущее под руинами башни, в самой чаще леса…
Из «Книги потерянных вещей», глава XVIII
В самом верхнем окне башни виднелся слабый свет, который вдруг заслонила показавшаяся в проеме фигура. Она задержалась, будто бы глядя вниз, на мужчину и мальчика, затем скрылась…
Из «Книги потерянных вещей», глава XXIV
О Чайльд Роланде
Роберт Браунинг (1812–1889) – один из моих любимых поэтов, хотя познакомился я с ним довольно поздно, когда получал степень по английскому языку в Тринити-колледже в Дублине. Его драматические стихотворные монологи, пожалуй, наиболее поразительны, и мне до сих пор трудно оценивать произведения Андреа дель Сарто и Фра Липпо Липпи[34], не сравнивая обоих художников с их изображениями в одноименных стихотворениях Браунинга, частично вдохновленных его исследованиями Вазари и его «Жизни художников»[35].
И все-таки именно поэма «Чайльд Роланд к Темной башне пришел» произвела на меня наиболее сильное впечатление – наверное, потому, что она настолько богата образами и использует структуру рыцарского квеста: структуру, на мой взгляд, наиболее привлекательную для читателей, причем в прямом смысле этого слова. (Эта поэма также явно послужила основой для серии из семи романов Стивена Кинга «Темная башня», главного героя которой, последнего представителя древнего ордена стрелков, тоже зовут Роланд.) Тем не менее, как и Дэвид, я помню, что был слегка разочарован концовкой этого произведения. И хотя понимал логику, стоящую за этим – или, по крайней мере, мог оправдать это своим пониманием того, что ужас, с которым придется столкнуться в башне, индивидуален для каждого из нас или же представляет собой нечто гораздо более глубокое, чем можно выразить доступными всем словами, – я был воспитан на историях, не оставляющих
