Все оттенки боли - Анна Викторовна Томенчук

– Ведь ничего еще не закончилось, – не спросила, а скорее подтвердила она.

– Я люблю тебя, – отозвался Аксель, потому что ему больше нечего было ей сказать. – И я сделаю все, что от меня зависит, чтобы защитить семью.

Ему не нужно было задавать ей банальные вопросы, чтобы услышать в ответ:

– Я тебе доверяю.

Доверие. Поддержка. Отсутствие сомнений, претензий. Принятие. Что еще нужно мужчине от женщины, кроме любви? Он потянулся к ее губам, зная, что она прочтет без слов все, что он должен ей сказать. Потому что оба понимали. Им отмерено не так много времени, которое нужно испить, которым нужно воспользоваться, чтобы впервые в жизни позволить себе немного счастья. Окно урагана. Затишье перед бурей. Как ни назови, такого времени в их жизни больше не будет. Потому что оба были слеплены из другого теста. Потому что оба оказались слишком важными фигурами, чтобы просто так исчезнуть. Потому что у него был долг, а значит, у нее тоже был долг.

«Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы защитить семью».

V

Август 2006 года

До этого дня Марк ни разу не видел, чтобы Аурелия Баррон плакала. Она выражала свои чувства живо и по-разному, но избегала слез, тем более публичных. Однако сейчас, стоя в траурном зале тревербергского крематория, она почти не сдерживала эмоций, периодически промакивая соленую влагу белым платком.

Большой черно-белый портрет Акселя Грина и Теодоры Грин, сделанный чуть больше года назад на их свадьбе, висел на стене. Аксель стоял за спиной жены, обнимая ее за талию, оба улыбались, но не официальными глянцевыми мертвыми улыбками, а нежными и счастливыми, адресованными друг другу и будто случайно пойманными фотографом. Они выглядели молодыми, моложе своих лет, и ранимыми, хрупкими в этом неожиданно обретенном мире. От портрета исходил спокойный сдержанный свет, который вызывал ответную улыбку и причинял невыносимую боль.

Перед фотографией на постаменте стоял черный лаковый гроб.

Закрытый.

Их так разметало, что специалисты долго собирали тела по частям.

В это было невозможно поверить. И Марк не верил. До тех пор, пока Даниэль Кор, судмедэксперт управления, не сунул ему под нос анализ ДНК, развеявший все сомнения. Оставалась надежда только на чудо.

На гребаное чудо.

И как банально. Авария.

Карлин надеялся, что после комы Грин бросит мотоцикл, но агент оказался упрямее. На нечеловеческой скорости они с женой влетели под фуру на узкой дороге.

Там некого было спасать. И некого искать.

Марк сжал руки в кулаки, затем разжал их и только сейчас почувствовал, как дрожат пальцы. Нужно было что-то говорить, но он онемел. Не было слов ни у кого. В крематории собрались все те, кто знал и любил Грина. Чужим казался лишь Дональд Рихтер, отец Теодоры, который держался в стороне, белый как смерть, как будто и он отправится следом за дочерью. Марк понимал, что Дональду нужна помощь, но сейчас сам нуждался в поддержке. А лучше всего – в поддержке самого Грина.

Говард Логан и Адарель, Дилан Оуэн и Николас Туттон с семьей, Артур Тресс и Найджел Старсгард. Сотрудники управления и знакомые. Жаклин и Кристиан Бальмон. В крематории было тесно. Священник читал и читал молитву. Марк держал жену за руку, не слыша и не слушая. Вспоминая. Он пытался найти причину – и не находил. Он не понимал, куда и зачем поехал Грин и почему взял с собой жену. Не понимал, что происходило в расследовании, потому что Агентство отозвало доступ. Не понимал, чем жил друг в последние месяцы, почему Грин начал отстраняться от всех, будто предчувствуя близкий конец.

Ему было тридцать восемь. Он фактически только начал жить.

Марк почувствовал, как Аурелия сжала его руку, и невольно качнулся к жене в попытке стабилизироваться, если это возможно в текущей ситуации. Подумалось, что и эта авария – дело рук Кукловода. Слишком мутная история с фурой. Да, она разлетелась на куски, а потом еще и загорелась, но по WIN-номеру удалось установить компанию-владельца, выяснить, что никакого маршрута по той дороге не пролегало и автомобиль вообще числился в списках аварийного транспорта, нуждающегося в ремонте.

Как бы сделать так, чтобы Уильямса казнили? Элла больше не появлялась в городе, как будто судьба мужа ее не интересовала. Значит, она не станет нанимать адвоката? Может, есть способ возбудить дело снова? Отправить его на пересмотр?

Карлин лучше других знал, что это невозможно, но, наблюдая за тем, как гроб опускается под пол прямо в печь, отчаянно хотел одного: чтобы тот человек, виновный в гибели этой семьи, дорого заплатил.

Вечер того же дня

Марк провалился в сон, как только они вернулись домой. Это был тревожный, мутный сон, отделяющий прошлую жизнь от новой. Карлин не в первый раз терял близких, но впервые чувствовал себя так беспомощно и жалко.

Нужно было жить.

Похоронив первую жену и сына, он еще долго учился простым действиям. Весь этот путь казался знакомым. Но сейчас… как сделать первый шаг? Была существенная разница. Теперь он не один. Горе можно прожить вместе, разделить его на двоих. Будет тяжело. Чудовищно. Но это нужно пережить.

Аурелия сидела рядом. Она мягко откинулась на сложенные пирамидкой подушки и читала. Лицо спокойное. Но он чувствовал ее состояние. Как и она его. Марк потянулся, обнял жену за талию и, притянув к себе, спрятал лицо в мягких складках ее домашнего костюма.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – хриплым от пролитых слез голосом проговорила она.

Он не ответил. И даже не поднял головы. Только прижался к ней сильнее, как ребенок к матери, позволяя себе не держать лицо, позволяя себе демонстрировать слабость, но не ощущая себя сломленным. Мгновения складывались в минуты, Аурелия молчала. Он почувствовал, как она отложила книгу, запустила пальцы ему в волосы и осторожно прочесала их, как делала всегда в минуты задумчивости. Марк поднял голову. Их взгляды встретились.

– Не знаю, подходящее время или нет, не знаю, хочешь ты этого или нет. Все понимаю. Но…

Она замолчала. Карлин похолодел.

– Говори, – попросил он, готовясь к худшему. Уходит? Понимает, что рядом с ним всегда будет ходить смерть? Считает, что их эксперимент провалился?..

– Марк, у нас будет ребенок.

Эпилог

Октябрь 2010

Афины

План «б». Он оставался на крайний случай, потому что второго такого запасного аэродрома у меня не было и создавать его не представлялось