Все оттенки боли - Анна Викторовна Томенчук
Жаклин отправила в рот кусочек остывшего омлета и скривилась. Она мало ела после случившегося. А надо было набираться сил. Надо было. Но для чего? Нужно учиться, думать о будущем, как-то жить. Но она не могла уснуть без лекарств, вскакивала посреди ночи от кошмаров и долго лежала, глядя в потолок, надеясь, что в этом доме только она сходит с ума от бессонницы. Надеясь, что отец не подозревает о том, как ей плохо. Жаклин не хотела его волновать и одновременно мучилась от невероятного непосильного для подростка одиночества.
Наконец шаги прекратились. Бальмон вышел из кабинета и появился на пороге гостиной, провел пальцами по волосам, взбивая пряди, и посмотрел на Жаклин нечитаемым, почти холодным взглядом.
– Извини.
Она пожала плечами.
– Работа – это работа. От нее никуда не деться.
– Скоро приедет агент Грин.
Девушка так же вяло кивнула, но внутри подобралась.
– Я оставлю вас, дам возможность поговорить. Хорошо?
Жаклин стянула резинку с волос и взбила их, распределяя уже потускневшие пряди. Желания снова красить их не было.
– Не знаю, о чем с ним говорить, – пробормотала она.
– Если хочешь, я останусь.
Предложение прозвучало тихо, уверенно, но Жаклин понимала, что отец станет чувствовать себя третьим лишним. Официально встреча была нужна в рамках расследования Грина: тот собирал документы, чтобы передать дело в суд, опрашивал свидетелей. Только вот Алена не поймали, поэтому мучить ему предстояло Жаклин, а она, в свою очередь, больше всего хотела некой ясности в их отношениях. Тем более раз отец сказал, что Аксель все знает…
– Ладно. – Кристиан коснулся ее плеча, будто через это движение пытался поддержать, и сделал шаг в сторону, вращая в пальцах телефон. – Звонил Доминик.
– Я думала, ты работаешь?
Бальмон опустился на стул перед ней. Жаклин поняла, что то, что он решил сейчас сказать, вряд ли укладывается в понятие светской беседы или диалога отца и дочери. Здесь было что-то еще. Она с трудом удержалась от того, чтобы не поежиться под его вмиг похолодевшим взглядом. Расплавленное серебро. Только теперь она понимала истинное значение фраз матери, когда она бросала в сердцах в адрес Кристиана «серебряный демон».
Глаза отца действительно казались нечеловеческими.
– Ты была права, – произнес он. Она похолодела, но промолчала. – Я еще думал, говорить или нет, но считаю, что честность – это все, что у нас есть. Доминик сказал, что они обнаружили останки как минимум четырех жертв. Все были спрятаны близ каскадов. Сейчас идет процесс установления личностей убитых, но одна из них – точно пропавшая в прошлом году студентка Сорбонны, ее опознали по зубам.
– Но… как?
– Доминик взял списки пропавших девушек из университета, запросил медицинские карты, и ему повезло. Просто логическое везение.
– Четыре жертвы.
– Четыре. И они только начали поиски.
– Господи, ему всего девятнадцать. Или это тоже ложь?! – Жаклин закрыла лицо руками.
– Ему девятнадцать. Судя по всему, впервые он убил в шестнадцать. Я разговаривал с женщиной, которая давала ему кров, как и многим другим. И она же устраивала наказание водой. Она скупо делится информацией с полицией. Ей восемьдесят пять, она содержится в доме престарелых. Выставлять обвинения не за что, пытаться доказать ее недееспособность бесполезно – она в любом случае недееспособна. Она помогла его поймать. Но значит ли это, что она на стороне следствия или раскаивается? Я уверен, что нет.
– Ужас какой. Наказание водой. Кто это вообще мог придумать?
– Ты его остановила.
– Еще нет, – возразила она, глядя на отца. – Он же сбежал.
– Но у полиции есть его ДНК. Они уже объявили его в международный розыск. До первой ошибки. Жаклин, его обязательно поймают. Ты спасла себя и спасешь еще, возможно, десятки жизней.
«Или нет».
По спине пробежал холодок при мысли о том, что он делал с бедными девушками. Почему-то в этот момент ей было совершенно не страшно за себя. А вот за них…
В дверь позвонили. Жаклин вздрогнула, встрепенулась и посмотрела на Кристиана. Тот сдержанно кивнул и пошел открывать. Жаклин услышала тихую речь и безошибочно узнала гостя. Стало холодно, потом жарко, но она вцепилась в чашку и подняла глаза ровно в тот момент, когда в дверном проеме показался Грин. Она не смогла сдержать удивления. Аксель заметно похудел, волосы немного отросли, а лицо, покрытое двухдневной щетиной, ожесточилось. Он что-то негромко сказал Бальмону, Кристиан возразил, но Жаклин не расслышала.
Аксель подошел к столу, и девушка заметила, что он еле заметно хромает. Почему? Что с ним произошло? Ей стало страшно, еще страшнее, чем там, в озере. Она вдруг поняла, что боялась его потерять. Их ничего – ничегошеньки! – не связывало. Но она боялась его потерять.
– Здравствуй, Жаклин.
– Здравствуйте, агент Грин. Вы по делу?
– И по делу тоже.
Она упустила тот момент, когда отец вышел из квартиры, верный своему слову. Вскочила. Засуетилась у плиты, не зная, куда себя деть. Сделать ему чай? Кофе? Ничего? Наверное, она очень глупо смотрится.
– Почему вы хромаете?
Ну вот. Дурочка. Любой на его месте счел бы ее невоспитанной деревенщиной. Но когда она повернулась, чтобы посмотреть на его реакцию, Аксель улыбался.
– Попал в аварию.
– Так просто? – удивилась Жаклин.
– Самые чудовищные вещи на поверку оказываются простыми. Ты же сама это знаешь. Не так ли?
Она стушевалась и поставила перед ним чайник. Потом чашки.
–Наверное. Хотя то, что я пережила, пока к категории простых вещей отнести не могу. Вы знаете, что он серийный убийца?
– Пообщался с Клоне, так что знаю.
– Его поймают?
– Рано или поздно все попадаются.
Она разлила по чашкам чай прежде, чем он успел это сделать сам. Села за стол и посмотрела ему в глаза. Грин выглядел усталым, но впервые он ощущался гармоничным, цельным. Как будто нашел недостающий фрагмент пазла. Удивительное чувство. Его слегка обветренное лицо выглядело спокойным, цепкий взгляд не обжигал холодом, а в уголках губ пряталась улыбка, которая сейчас была совершенно неуместной. Жаклин вдруг поняла, что именно так выглядят счастливые люди.
Счастье – это не ослепительное сияние. Счастье – это усталая грусть и
