Страшная тайна - Алекс Марвуд
Поднимается вой. Отсутствие ванны означает скорый отход ко сну – это они все уже выучили. И хотя они валятся с ног, ни один ребенок не хочет, чтобы день заканчивался. Имоджен машет рукой. Шон впечатлен тем, насколько она сегодня была собранной, насколько эффективной, как только поняла, что от нее требуется. Он предполагает, что она уже почти двадцать лет руководит политическими собраниями, помогает своему мужу добиваться целей, и это видно по ее целеустремленности.
– Как насчет расположиться на диванах, – говорит Имоджен, – а я почитаю вам сказку?
– Какую сказку? – недоверчиво спрашивает Тигги.
Имоджен протягивает книгу, и все смотрят на нее. Из них шестерых только Тигги умеет читать, а навыки остальных не продвинулись дальше чтения про кошек, сидящих на крышах. «Среди них нет гениев, – думает Шон, – и слава богу, что так. Моя Коко тоже не была гением. Она никогда бы не выросла человеком, который может спасти мир или возглавить его».
Он чувствует дрожь и ждет, когда она пройдет. Коко уже уходит в прошлое, становится состоявшейся трагедией. Его способность к восстановлению всегда была чуть ли не чудом, и ему это в себе очень нравится. Другие люди плачут и причитают неделями, месяцами, годами, но Шон всегда смотрел в будущее. «Следующие несколько месяцев будут трудными, – думает он, – но я справлюсь. А Клэр… Клэр даже не знает, что ее ждет. Она все еще думает, что худшее, что случилось в ее мире, – это потеря мужа».
– Симона оставила это вам, – говорит Имоджен и протягивает им яркую мультяшную обложку, чтобы они могли увидеть. – Смотрите! Это новый «Гарри Поттер»!
Раздается взрыв охов и ахов. «Ни один из них не читал „Гарри Поттера“, – думает он. – Это стадный эффект. Они все хотят заполучить его, потому что видят, как дети постарше сходят по нему с ума. Им будет ужасно скучно слушать что-то слишком сложное для них, но они никогда-никогда не признаются в этом, пока это не сделает кто-то другой».
– Мы также можем выпить горячего шоколада, – говорит Имоджен. – Как вам такая идея?
Еще одно «о-о-о». Горячий шоколад в разгар лета – они никогда о таком не слышали.
– Вперед, – говорит Имоджен. – Идите и одевайтесь в свои пижамы, и к тому времени, как вы оденетесь, шоколад будет готов. Большие присматривают за маленькими, хорошо? Осторожнее на лестнице!
– Нам сегодня дадут витаминки? – спрашивает Иниго Оризио.
– Нет, – отвечает Линда. Она почти не разговаривает с тех пор, как они вошли, механически перемещаясь от раковины к холодильнику, посудомоечной машине и столу, ее глаза опухшие, а выражение лица угрюмое. Но она уже забыла о своих утренних протестах; похоже, она поняла, что теперь уже слишком поздно и у нее нет другого выхода, кроме как согласиться. – Вам уже лучше. Они тебе не нужны. Только немного для Руби, потому что она болела прошлой ночью, но все остальные в порядке. Идите. Идите. Руби, останься здесь. Я схожу за твоей пижамой. Мы не хотим разбудить Коко. Кто вернется первым, получит дополнительный зефир!
Дети убегают, а Руби остается сидеть за столом.
– Имоджен, это обязательно? – спрашивает Шон.
– Да, – говорит она. – Нам нужно, чтобы она спала. Извини.
– Но разве мы не можем…
– Господи, – подает голос Джимми с дивана, где он сидит, глядя в камин. – Это растительный препарат. Не то же самое. Ты думаешь, я совсем тупой?
Шон не отвечает. «Ты сказал, что дозировка безопасна, – думает он. – Вчера вечером ты смеялся над Клэр и ее сомнениями». Но сегодня вечером он стал странно пассивным, как будто из него высосали все силы. Таблетка есть в списке Марии, значит, она должна быть выпита.
– Мне нужно, чтобы ты убрался оттуда, Джимми, – говорит Имоджен. – Освободи место для малышей.
Джимми поворачивает голову, и его лицо, кажется, следует за ним несколько секунд спустя. Он постарел за ночь, его кожа посерела, а плоть обвисла. Шон готов поклясться, что количество седины в этой неряшливой щетине увеличилось.
– Куда мне идти?
Имоджен устало качает головой.
– Мне все равно, – говорит она. – Я думаю, Чарли внизу, в беседке. Почему бы тебе не пойти и не посидеть там? На самом деле всем вам, мужчинам, лучше уйти. Дайте нам их успокоить.
Джимми поднимается с дивана и слегка покачивается. «Он даже двигается как старик, – думает Шон. – Неужели он не оставил себе немного стимуляторов, когда передавал кейс Гавила? Он выглядит так, словно у него болит поясница». Шон выходит за ним через двери в полумрак. Предстоит еще одна прекрасная ночь. Небо почти совсем чистое, только пара маленьких облачков висит высоко над головой. «Как вчера, – думает он, – только не так. Вчера мы уже наполовину выпили вторую бутылку шампанского, и перед нами простиралась прекрасная ночь удовольствий. Вчера я собирался посмотреть, что Клэр наденет, чтобы выбесить нас. Вчера я был королем мира».
Звонит его телефон. Он опускает взгляд на дисплей и видит, что это его жена. «Я не могу, – думает он. – Я знаю, Мария сказала, что я должен, но я не могу этого сделать. Она услышит мой голос и поймет, что что-то не так. А завтра она мне не поверит. – Он сбрасывает звонок. – Сегодня она звонила уже шесть раз. Либо чтобы поругаться, либо чтобы поговорить с девочками. Тебе надо было взять их с собой, – думает он. – Если бы ты взяла их с собой, этого бы никогда не случилось». Он уже выкинул из головы тот факт, что к тому времени, как Клэр ушла, Коко, скорее всего, уже было не спасти. Человеческий разум совершает чудеса, защищая свое эго.
Чарли сидит на кушетке в беседке и смотрит в пустоту точно так же, как Джимми на кухне. Он поднимает глаза, когда они приближаются, и по выражению его лица видно, что их появление нежелательно. Весь день, в моменты бездействия, они избегали друг друга: занимали места там, где не было других; каждый забивал себе голову доводами, почему лично он не виноват.
Шон и Джимми садятся, каждый на отдельную кушетку. В обычный день Шон потянулся бы в карман за своими сигарами, занялся бы разминкой, чисткой и ритуальным прикуриванием. Но этим вечером он не чувствует желания что-то делать. «Я мертв внутри, – думает он. – Даже удовольствие мне не поможет». Он садится и барабанит пальцами по подлокотнику. Смотрит на стеклянную столешницу, свежевымытую, вытертую и отполированную. «Нет никаких признаков того, что здесь что-то происходило, – думает он. – Никаких следов веселья».
– Наверное, с ней было что-то не так, – заявляет Чарли. Он говорит в воздух, как будто
