Корни ненависти - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури
Согласно древней традиции, семья умершего собиралась у тела своего близкого и ждала, пока все местные жители поднимутся в комнату, где лежал покойник. Если семья была из бедных, покойника оставляли на обеденном столе – обычно он представлял собой доску, которую устанавливали каждый вечер, когда домочадцы собирались на трапезу. Затем участники церемонии приносили соболезнования родственникам усопшего, а те всякий раз отвечали кивком. Ритуал был долгий и утомительный, но его соблюдали в Виктории уже много веков, и отказаться не представлялось возможным.
– А остальные дети графа будут присутствовать на похоронах?
– Вряд ли. Его никчемный старший отпрыск находится в Эдессе[17], где убивает неверных. А двух младших дочерей заточили в темницу.
– Обеих? – удивленно спросил я.
Нагорно не соизволил ответить. Целиком занятый мыслями о похоронной церемонии, которой ему предстояло руководить, он встал у входа в особняк графа, наблюдая за входящими.
Я знал о семейной традиции заточения молодых девушек. Когда рождалось слишком много дочерей, графы де Маэсту отправляли их в какой-нибудь близлежащий приход, где для этих целей возводилась каморка, и девочки посвящали свою жизнь молитве, замурованные в крохотном пространстве. Одни добровольно, другие нет.
Я уже собирался войти в дом, когда Нагорно осторожно взял меня под локоть и прошептал:
– Ты еще не спросил, не я ли покончил с добрым графом. Означает ли это, что у нас перемирие?
– Не спросил. Хотя у тебя есть мотивы, средства и ты никогда не испытывал недостатка в воображении.
– Так это перемирие? – настаивал он.
– Да.
– Почему?
– Потому что ты тоже меня не спрашивал, – ответил я.
Мы молча вошли в особняк. У подножия узкой деревянной лестницы толклись соседи: одни поднимались наверх, другие спускались. Прощание грозило затянуться на все утро.
Я представил Оннеку, в одиночестве сидящую рядом с телом отца – телом, которое я осквернил. Я ощутил укол вины.
Однако в это самое мгновение на наши головы обрушился деревянный ад: древняя лестница провалилась под весом стольких людей. Раздался оглушительный грохот падающих досок, и мы оказались погребены под кучей окровавленных рук и ног, придавленные тяжестью мертвых тел.
5. Улица Пинторерия
Унаи
Сентябрь 2019 года
Надо ли говорить, что в ту ночь ни шеф, ни я глаз не сомкнули.
Первый отчет о вскрытии не заставил себя долго ждать: стремительно приближающиеся выходные были отодвинуты на второй план.
Что же до убитого… Убитый попал в заголовки газет по всей стране. Приватность, которую он так оберегал при жизни, утекла через сливное отверстие в полу секционного зала.
Андони Ласага, основатель и владелец империи одежды, выросшей за три десятилетия из небольшой галантерейной лавки на улице Серкас-Бахас.
Шарфы.
Все началось с шерстяных шарфов.
Устав зависеть от поставщиков, он открыл невзрачный цех в индустриальном районе Али-Гобео. В то время городской совет Витории охотно выделял свободные площади, пытаясь привлечь в город текстильную промышленность. На смену шарфам пришли куртки и пальто из качественных материалов, а через несколько лет производство выросло до национальных масштабов. О Ласаге ничего не знали, о его семье – совсем немногое. Ходили слухи, что он живет в Мадриде и каждое утро летает на частном самолете, чтобы успеть на работу к завтраку. Его ближайшее окружение не общалось с прессой, а единственная фотография, которой располагали газеты, была сделана двадцать лет назад. Никто не узнал бы Ласагу на улице Дато, остановись он утром выпить кофе. Никто.
За считаные часы, прошедшие после его кончины, мы раскопали информацию об активах Ласаги. Он был Великим Гэтсби из Северной Испании. Прирожденным стяжателем. Ему принадлежали земли в Алаве, Бискайе, Кантабрии, Гипускоа и Бургосе, а также виноградники в районе Риоха-Алавеса и Наварре. Несмотря на свои шестьдесят семь лет, Андони Ласага не выпускал из рук бразды правления фирмой. Он был из тех, кто умирает у станка.
Судмедэксперт обещала прислать результаты анализов к полудню, однако Эстибалис в очередном приступе нетерпения набрала номер доктора Гевары из кабинета Альбы и включила громкую связь, чтобы мы трое могли услышать предварительные выводы.
За окном конторы солнце золотило листья деревьев, а легкий ветерок колыхал афиши на бульваре.
– Доктор Гевара, еще раз спасибо за оперативность, – начала Альба, собирая длинные черные волосы в тугую косу – жест, который она повторяла раз двадцать за день. – Что у вас есть?
– Доброе утро, заместитель. Я знала потерпевшего, мы с его женой дружили с давних пор. Он овдовел менее полугода назад. Жаль, очень интеллигентный человек и хороший семьянин.
– Удалось ли установить причину смерти? Мы с инспектором Лопесом де Айялой заметили посторонний неприятный запах в уборной, где было обнаружено тело, – сказала Эстибалис. – Вы нашли что-нибудь необычное в ходе вскрытия?
– Да: поврежден пищевод, как после ожога. Мочевой пузырь – тоже. Предположу, что за несколько часов до смерти погибший плохо себя чувствовал. Болезненное мочеиспускание, приступы головокружения. За последний день его рвало по меньшей мере один раз.
– И все же он пошел на мероприятие, – вмешался я.
– Превозмогая боль. Наверное, решил, что это всего лишь расстройство желудка и инфекция мочевыводящих путей, и не стал ничего предпринимать.
– Какова же тогда причина смерти? – спросил я.
– Разрыв аорты. Его сердце не выдержало.
– Из ваших слов следует, что он проглотил некое вещество, которое вызвало внутренние повреждения.
– Думаю, да. Однако я жду, пока из лаборатории пришлют химико-токсикологический отчет, – сказала доктор Гевара. – По правде говоря, я ожидала получить ответ еще час назад. Никогда не видела, чтобы органы были так сильно повреждены. Вероятно, это очень едкая субстанция. Не хочу делать поспешных выводов, пока не получу всю информацию, но вчера мне позвонил инспектор Лопес де Айяла и попросил сравнить результаты с определенным веществом. Если он прав, мы сэкономим много часов на поисках.
– Какое вещество, Унаи? Не поделишься своими мыслями? – спросила Эсти.
– Да, я хотел рассказать тебе перед тем, как мы пришли в офис, но меня отвлекли более насущные дела.
Прозвучало не очень убедительно. Эстибалис посмотрела на меня, как на безнадежный случай. Альба пожала плечами. Я проигнорировал их сомнения. Мне было не привыкать – они никогда не верили в мои первоначальные теории. Но я работал именно так: забрасывал удочку во всех направлениях и ждал, пока не случится поклевка.
– При любом исходе, если подтвердится смерть в результате отравления, придется выяснить, чем он питался последние несколько раз. Где завтракал, обедал и перекусывал в день гибели и в предшествующие сутки, – сказала Альба.
– И с кем, –
