Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
— Зачем? — Я настороженно следила, как расстояние между нами сокращается, но еще не готова была дать деру. Кто бы мог подумать, что я буду говорить с Эмилем Винтермарком наедине почти нормально, да еще о его брате! — Чтобы снова мучить Дэвида?
Эмиль зло сжал кулаки:
— Ну почему тебе всегда надо все испортить?! Выставляешь меня каким-то дерьмом, когда я… — Он прервался и уставился на меня; его тяжелый взгляд внезапно напомнил, что мы с ним одни в безлюдном лесу.
Я осторожно попятилась:
— Ничем я тебя не выставляю. Вообще не хочу иметь с тобой ничего общего. Не ходи за мной.
Развернувшись, я сбежала вниз по склону. Чуть не упала, поскользнувшись на влажной листве. Мне все казалось: вот-вот услышу за собой тяжелые шаги и дыхание Эмиля. Но он остался на месте. А когда я отважилась оглянуться через плечо уже с дорожки, его силуэт растворился среди деревьев, будто этой странной встречи и не было.
Если честно, я так и не поняла, что Эмиль делал один в лесу. Неужели следил за мной? Но зачем? И почему тогда я ничего не заметила раньше?
Впрочем, когда я подошла к дому, все мысли об Эмиле вылетели из головы. У тротуара напротив стояла полицейская машина. Отец Дэвида вышел из дверей виллы вместе с тем самым усачом, который засыпал меня вопросами в директорском кабинете. Еще один панцирь сидел за рулем. Бульдог с усатым быстро прошли по дорожке к машине, уселись в нее, хлопнув дверями, и «опель» сорвался с места.
«Куда это они намылились в воскресенье? — завертелось у меня в голове. — Неужели Монстрика все-таки нашли? Что-то я не заметила радости на лице его отца. Скорее напряжение и угрюмая сосредоточенность. С Дэвидом что-то случилось? Боже, пусть только он будет живым и здоровым! Ну пожалуйста!»
Весь вечер я просидела у окна в своей комнате — надеялась увидеть, привезет ли машина Дэвида. Но вот уже стемнело, а ни Бульдог, ни Монстрик так и не показались. Я заметила только Эмиля, сильно замерзшего на вид: он проскользнул в калитку и скрылся в доме, где вскоре загорелось еще одно окно.
Совершенно измученная беспокойством и нетерпением, я отправилась в постель, но заснуть не смогла. На помощь мне пришла желтая тетрадь. Стоит начать ее читать, и точно не сможешь думать ни о чем другом. Я надеялась, что за чтением убористо написанного текста время пролетит незаметно.
Желтая тетрадь. Страницы 15—20
Сквозь мутную пелену принц День чувствовал, будто большие теплые руки укачивают его, крепко прижимая к такому же большому и теплому телу. Веки затрепетали, пропуская первые лучики слабого света. Как хорошо, что все было просто кошмарным сном! Сейчас он проснется в своей спальне и поймет, что папа, как обычно, отнес его, сморенного усталостью, в постель, а потом увидит, как над ней медленно вращаются вырезанные из дерева журавлики.
— Папа! — Маленький принц открыл глаза, но слово, сказанное им, прозвучало только у него в голове.
Губы пронзила боль, сквозь них просочился стон, похожий на мычание. Мальчик в ужасе прижал руки к лицу. Пальцами ощутил кривоватые стежки, грубый узелок в углу рта. Кошмар случился с ним наяву!
Он не в своей уютной спальне, а в сумрачной каморке. Лежит на тюфяке, брошенном на каменный пол. Рядом — кучка каких-то тряпок. Двери в комнатушке нет. Вместо нее — открытый проем, ведущий в плохо освещенный коридор.
День запрокинул голову. А вот и маленькое окно под самым потолком. Кажется, он в подвале. В каморке пусто — только в углу ниша. Что в ней, с тюфяка не рассмотреть, но пахнет оттуда плохо — стоячей водой и гнилью.
Мальчику очень хотелось заплакать, но он пересилил себя. Слезы ему не помогут. И хозяев не разжалобят. Его хотя бы не заперли — это уже хорошо. Хотя куда ему идти? Он ведь связан обещанием, которое дал родителям. И долгом перед своей страной. Все, что он может — постараться выполнять приказы короля Баретта и не злить его семью. Тогда, возможно, ничего дурного с ним больше не случится.
Принц с трудом поднялся на ноги и осмотрел подвальную комнатушку. Она была пуста, только в нише скрывались унитаз в ржавых потеках и крошечная раковина, в которой едва могли поместиться две детские ладони. Зловоние шло именно оттуда.
Мальчика смущало, что нет двери, но ему очень хотелось в туалет, и потому пришлось пройти в нишу. Еще он ощущал сильную жажду, но, как ни подсовывал голову под кран, в рот не попадало ни капли. День запаниковал. Как же теперь пить?! В последний раз он попил из фляги еще дома, в Королевстве Тысячи Садов, а ведь без воды умирают даже цветы!
— Тебе понадобится соломинка, — прозвучал за спиной грубый низкий голос.
День подскочил на месте от неожиданности и развернулся к королю Баретту. Тот стоял, прислонившись массивным плечом к краю ниши, и спокойно наблюдал за мучениями маленького слуги.
— Их полно в саду. — Он ткнул пальцем вверх. — Через соломинку ты сможешь пить.
«Наверное, сад — это пустырь вокруг замка», — сообразил День.
— Сейчас мы отправимся туда, и я покажу, что ты должен будешь делать, — продолжил Баретт, не сводя с мальчика тяжелого темного взгляда. — Но сначала тебе придется запомнить правила этого дома. Слушай внимательно. Повторять я не буду, а если нарушишь какое-то из правил, тебя ждет наказание.
Принц задрожал, снова ощутив вкус крови во рту. Неужели новые хозяева еще не устали издеваться над ним?
— Это твоя комната. — Баретт обвел огромной рукой мрачное помещение. — Одежда. — Он ткнул пальцем в тряпье на полу. — Туалет. — Палец переместился в сторону скромной ниши. — Все, что тебе нужно. Ванными комнатами в замке тебе пользоваться запрещено. Если я или моя жена узнаем, что ты там плескался или справлял нужду, будешь наказан. Это понятно?
День кивнул. Что ж, его, по крайней мере, не будут держать в вонючем подвале — уже хорошо. А добежать до туалета внизу он всегда успеет. Ведь он же не маленький.
Принц старался накрепко запомнить перечень правил Баретта, какими бы странными они ни казались: не прикасаться к личным вещам хозяев, не трогать еду и, конечно, не есть без разрешения (ха, как будто он мог!), не смотреть в глаза, всегда бесприкословно выполнять приказы самого Баретта и членов его семьи.
Удовлетворенный покорными кивками мальчика, король позволил ему одеться и отвел на пустырь. Здесь среди крапивы и осотов
