Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Со сказкой Д. все осложнялось еще тем, что я лично знала автора, и чем дальше, тем больше убеждалась, что могу угадать прототипов его героев. Принц День, которого изуродовала печать Баретта, — это, несомненно, сам Монстрик. Король Баретт — Бульдог. Жирная Немезис — мать Д., Сюзанна. Ну а гадкий принц Робар — столь же гадкий Эмиль.
Само по себе это не должно было беспокоить. Папа говорил, что все писатели изображают себя в каком-нибудь из своих героев, так же как все художники пишут свой автопортрет — тайно или явно. Мучила меня невозможность с определенностью сказать, что в желтой тетради было выдумкой, а что реальностью. Эмиль действительно бил брата: я видела это своими глазами. Он унижал Д. и называл заморышем — в лучшем случае. Но это ведь не значит, что мать Монстрика на самом деле зашила ему рот! Я хочу сказать, такое ведь возможно только в сказке, да? Ну, или в фильме ужасов. В смысле если бы это было правдой, как бы Д. тогда ел? И вообще, разве не остались бы шрамы? Бр-р, да мне от одной мысли сейчас плохо становится.
С другой стороны, я же пока не прочла дальше. Может, в тетради есть объяснение. Только вот не уверена, что хочу его знать. Вдруг, если стану читать, пойму, что все описанное случилось на самом деле? Что мне тогда делать? Не молчать же об этом? Даже если Д. не вернется домой, такое зло не должно сойти с рук его родителям.
Ага, а что, если все эти ужасы окажутся просто богатой фантазией Монстрика вроде моих историй, основанных на «Тиле Уленшпигеле»? И выйдет, что я обвиню ни в чем не повинных людей, один из которых к тому же полицейский. Да меня саму же первую и засадят. Не за решетку, так в психушку.
Промучившись полдня, то вынимая желтую тетрадь из-под подушки, то снова пряча ее обратно, я не выдержала — спустилась вниз и нашла папу у телевизора.
— Пап, а как узнать, усыновлен ребенок или нет? — начала я с места в карьер.
— Что ты говоришь, золотце? — Па вытащил руку из пакетика с попкорном и приглушил звук телика. На экране маршировали черно-белые колонны в нацистской форме, синхронно зигуя.
— Говорю, как узнать, что родители человеку не родные?
Папа чуть не просыпал попкорн.
— Позволь полюбопытствовать, ты имеешь в виду какого-то конкретного человека или вообще интересуешься?
Я закатила глаза. Вот так всегда: задашь простой вопрос, а папа начинает докапываться.
— Да какая разница?
— Такая, что есть разные типы приемных семей. — В голосе папы отражалось бесконечное терпение. Это у него профессиональное. — Если семья берет ребенка на воспитание и исполняет опекунские обязанности, то, как правило, у него остается своя фамилия, не такая, как у родителей. К тому же ребенок будет периодически видеться с биологическими отцом и матерью — наедине или в присутствии представителя опеки. О таких детях обычно знают в школе — они у нас на особом контроле. Другое дело, если ребенок усыновлен.
— А что тогда? — Я подошла к папиному креслу, присела на подлокотник и взяла щепотку попкорна из пакетика.
— Тогда, скорее всего, ребенок получит фамилию усыновителей, а сам факт усыновления останется в тайне. Биологическим родителям запрещено видеться с ребенком, и информация об усыновителях скрывается от них. Впрочем, если усыновленный захочет во взрослом возрасте найти своих биологических отца и мать, ему могут открыть доступ к личному делу, когда с момента усыновления пройдет пятьдесят лет.
— Пятьдесят лет?! — У меня даже попкорнина изо рта вылетела. — Фигасе! Упс, прости, пап… Но это же слишком жестоко.
— Возможно. Однако таков закон. — Он пожал плечами. — А почему ты об этом спрашиваешь?
— Да-а… — Я перевела взгляд на экран. Там черно-белый Гитлер гавкал с трибуны, тряся жирной на вид челкой. — Просто мне кажется, родители кое с кем плохо обращаются. Вот я и подумала: может, они не родные? Поэтому ребенка не любят.
— Плохо обращаются? — В папином голосе послышалось беспокойство. — Что ты имеешь в виду?
— Да так. — Я поднялась с подлокотника. — Говорю же, мне просто кажется.
— Чили, — па поймал меня за руку, заглянул в лицо, — не хочешь об этом поговорить? Если у тебя конкретные подозрения, нужно сообщить об этом. Ты что-то видела? Или этот мальчик… или девочка тебе о чем-то рассказывали?
Я покачала головой:
— Нет, ничего конкретного.
— И все же подумай хорошенько. Вспомни. — Папа все еще удерживал мою руку, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Можно поставить органы опеки в известность анонимно. Просто заполнить форму заявления онлайн.
— И что будет потом? — Внутри меня надежда боролась с недоверием.
— Опека должна начать расследование, — уверенно сказал папа. — Посетить семью, побеседовать с родителями, учителями, врачом ребенка и так далее. Поговорить с ним самим.
— А если он будет молчать? А родители будут все отрицать? — нахмурилась я. — То есть это я теоретически рассуждаю.
— Наверняка кто-то что-то заметил, — возразил папа. — Поверь моему опыту: факт плохого обращения, как правило, сложно скрыть. Если он подтвердится, с семьей будут работать профессионалы. В худшем случае, если все зашло слишком далеко, ребенка изымут из семьи.
Изымут? Это значит детский дом или что?
— А если ребенок все-таки приемный? Усыновленный, например?
— Тогда, скорее всего, процесс пойдет быстрее. — Папа накрыл мою руку второй рукой. — Не хочешь сказать, золотце, о ком идет речь?
Я представила себе, как в сияющий чистотой большой дом Винтермарков придут работники опеки, как они притащатся в школу и начнут пить кофе с классной и училкой по датскому, как усядутся напротив Монстрика, морща нос, — если Д., конечно, вернется домой. Вот только, скорее всего, никто не придет. О чем я могу написать в заявлении? О пустом ланч-боксе, подозрительных шрамах и желтой тетради? Даже если этого будет достаточно, чего стоят слова какого-то анонима против слов достойного члена общества, Свена Винтермарка, или учителей, для которых Монстрик — раздражающее недоразумение, еще один трудный подросток с тараканами в голове.
— Ни о ком. — Я вытащила руку из папиных теплых ладоней. — Думаю, я просто навоображала лишнего. И вообще. Все это уже не важно.
Да, так я решила. Если Д. не вернется, то мое заявление ничего для него уже не изменит. А если Монстрика
