Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
А потом произошло нечто небывалое: меня вызвали к директору!
Классная лично зашла за мной в класс, и, клянусь, все пялились на меня как на преступницу! Пока я плелась за жирной спиной, обтянутой пушистым свитером, в голове у меня разыгрывались худшие из возможных сценариев.
В «Павильоне» нашли бездыханное тело Монстрика, а неизвестный свидетель видел, как я шаталась вокруг, заглядывая в окна.
Д. обнаружили в ресторане живым и собираются судить за взлом с проникновением. Он назвал меня своей сообщницей.
Д. еще не нашли, но мой сознательный папа поделился с полицией своими подозрениями, и теперь меня будут допрашивать как главную подозреваемую в укрывательстве беглеца.
Когда я увидела, что в кабинете директора действительно сидит полицейский в форме — причем не отец Д., а какой-то незнакомый, толстый и усатый, — от ужаса меня чуть не вырвало.
Усатый сообщил, что Д. уже две ночи провел вне дома, поэтому полиция опрашивает учителей и одноклассников. Симона рассказала, что пропавший ученик не пришел на ее урок. С тех пор в школе больше не видели Монстрика. Полиция уже знала, что я забрала оставленный им рюкзак и прогуляла немецкий и биологию. Усатого интересовало, отдала ли я Д. его сумку и где он находился в тот момент.
Дорогой дневник, и ежу, конечно, понятно, что полиции врать нельзя. Но что мне было делать? Я ведь уже навешала лапши на уши отцу Монстрика, а он тоже панцирь. Если бы теперь сказала правду усатому, то выяснилось бы, что солгала Бульдогу, а это очень-очень плохо. Кроме того, вдруг Д. все еще прячется в «Павильоне»? Тогда бы я привела полицию прямо к нему и раскрыла бы наше тайное место.
Интересно, чего так боится Монстрик? А он точняк боится, иначе просто пошел бы домой. Может, Эмиль лупит его и там? В столовой этот козел, очевидно, с Д. не закончил — мой папа помешал. Неужели бедняге пришлось скрываться из-за меня?!
В общем, я наврала, что встретила Д. на школьном дворе, отдала рюкзак и поехала домой, потому что мне нездоровилось. Но усатый от меня не отстал. Хотел знать, зачем я вообще взяла вещи Д.: это типа у меня привычка такая — за парнями портфели носить? А сам смотрит на меня так, будто совсем другое имеет в виду, а усы так и шевелятся — у-у, тараканище!
Я сказала правду: хотела, мол, просто завезти сумку соседу — он же напротив живет. Мне нетрудно. Вот только по глазам усача поняла, что он мне ни капли не поверил. Испугалась до усрачки, думала, ну все. Сейчас скажет: «Чили Даль, ты арестована за дачу ложных показаний. Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя» и бла-бла-бла, как в кино. Но Тараканище объявил, что я свободна. Пока.
Выползла я из директорского кабинета со звонком — вся в поту и на подгибающихся ногах. Думала, увижу у двери Эмиля — его же наверняка тоже захотят расспросить. Ну, про то, что случилось в столовке. Но в приемной никого не было, даже секретарши.
На перемене на меня накинулись Кэт с Аней, оттеснив остальных. Правда ли, что панцири в школе и меня из-за Гольфиста допрашивали?
Пришлось рассказать им про Тараканище и выдать тот же набор вранья, что скормила усачу. Про игнор было полностью забыто: внезапно я стала ВИП-персоной.
— Как думаете, почему Д. сбежал? — спросила я девчонок, решив немного прощупать почву.
— Родаков забоялся? — предположила Кэт. — Вроде папашка там суровый, панцирь все-таки. А Гольфист за последние две недели налажал на год вперед. Один потоп в столовке чего стоил — вот позорище! Я слышала, его грозились отправить в интернат для умственно отсталых, куда-то на север. Вот чудик и взял ноги в руки.
— Что за интернат? — встревожилась я.
Но тут в разговор влезла Аня:
— А я думаю, никуда Гольфист не убегал. Слишком он для такого тупенький. У него же отец полицейский. Дурачка еще в первый день поймали бы, вот.
— Куда же тогда он делся? — Катрина со скептическим видом надула большой пузырь из жвачки.
— Я считаю, — Аня таинственно понизила голос, так что нам пришлось сблизить головы, — его похитил маньяк!
— Какой еще маньяк? — выпалили мы с Кэт одновременно и выпучили глаза на подругу: неужели она что-то знает?
— Обычный. — Аня возбужденно блеснула очками. — Такой, который детей в свою машину конфетами заманивает. Помните, пару лет назад полиция охотилась за одним в Эсбьерге?
— Чет ты загнула. — Катрина ковырнула прыщ под носом. — Не староват ли Гольфист, чтобы повестись на конфетку?
— Ну, писается-то он, как трехлетка, — хихикнула Аня. — И тут у него, — она постучала пальцем по лбу, — мозгов немногим больше.
— Вообще-то когда он по инглишу проект для нас писал, никто из вас не жаловался, — заметила я.
— Это про того дурацкого рэпера? — Кэт презрительно скривилась. — Да я бы в сто раз лучше написала, просто лень было возиться. Кстати, о проектах: походу, по физике у нас завал. Неделя уже прошла, конь не то что не валялся, он даже на травку еще не лег. К счастью, меня посетила гениальная идея.
Она сделала паузу, надув пузырь больше предыдущего. Под нашими нетерпеливыми взглядами пузырь наконец лопнул, и Катрина объявила:
— Пижамная вечеринка. Вечером у меня — только для нас троих. Обсудим похищение Гольфиста, поговорим о солнечной энергии, а закончим все… — Кэт выпучила глаза и просипела страшным голосом: — Просмотром нового ужастика!
— Про маньяков? — с надеждой выдохнула Аня.
— Типа того, — кивнула Катрина и снова поковыряла прыщ. — «Детки» называется. Там подростки пускают своих родаков на котлеты.
— Тоже неплохо. — Глаза Ани, увеличенные линзами очков, стали мечтательными. — Чили, ты идешь?
Я задумалась. Если откажусь, подруги снова могут включить игнор. Плюс после всех этих разговоров о маньяках, побегах и интернатах на севере мне страшно не хотелось оставаться вечером одной. К тому же если Кэт и Аня начнут говорить о Д., возможно, мне удастся что-то разузнать о его семье. Например, родные ему отец с матерью или нет.
— Ладно. Только я не смогу раньше семи. Уроки. — На самом деле я рассчитывала смотаться до ужина в лес, к «Павильону». Вот только девчонкам об этом знать было совсем не обязательно.
Придя домой, я быстро наделала бутеров, запаковала их в фольгу и налила в термос свежезаваренного чая. Папа еще был на работе, так что и объясняться не пришлось.
«Боже, —
